В стене

Глава восьмая: Матерь

Огромные дубовые двери королевской приемной распахнулись. Архисоветник объявил имена: “Орзгнер Месиро и Нерзвирс Ловнорос”. Двое медных грифонов, в таких же медных свободных одеяниях, зашли со свитой из четырех рыцарей – полностью закованные в латы они походили на ожившие доспехи. 

 - Прекраснейшая принцесса, - сказал один из послов, и группа отвесила поклон. – Наш великий государь был крайне огорчен, что вы отказали в его скромной просьбе. Он недоумевает, почему вы не хотите отдать того душегуба ему.

 - Его превосходительство сознавало, что тот принадлежит вам, поэтому великий Ленмирн предлагал щедрое возмещение, но вы все равно отказали, - дополнил другой. 

Один – пожилой, но с сохраненной силой – был контрастом другому – маленькому, хиленькому, но молодому, - однако это лишь внешние признаки, манера речь у них абсолютно подобна, манерная и лживая.

 - Щедрое, - согласилась с ними Селестия. – Я же дала объяснение отказу прошлому послу, он не передал?

 - Наш Непревзойденный Ленмирн осведомлен объяснением, однако он не может понять одного: почему вы защищаете убийцу, - сказал пожилой посол.<br />

<em>“Ваш король туп как пень”,</em> - раздраженно подумала Селестия.

 - В Эквестрии не положена смерть даже самому отпетому, боле изгнания он не получит, - дала она вновь объяснение.

 - Так ведь наш великий государь и не просит ваше великолепие казнить душегуба на вашей земле – он самолично исполнит это на своей.

 - Да: таков был бы мой ответ, буде он сбежавшим преступником из вашего королевства, однако… - <em>“Я его мать”,</em> - закралась мысль. - Это не так.

 - Этот душегуб при смерти - чего вам это стоит? Он умрет так или иначе, а наш Непревзойденный Ленмирн только окажет ему милость, прекратив страдания.

Ага, как же! По слухам, Даоариас изнасиловал его дочь, а после зверски убил. И эти льстецы уверяют, что их король его просто казнит, - его скорее уж он будет жестоко пытать, пока тот не отдаст душу. Она давно не та девочка, а возросла кобылка, прошедшая через огонь и воду – ее не так просто обвести. Да что их великий король получит-то – лишь сгнивший труп: пока его доставят к нему пройдет немало времени. С каждым днем состояние Даоариаса все хуже, с каждым днем от него отваливается пара кусочков гниющей плоти; крыльев он уже лишился, тело покрыто язвами, зубы крошатся, кое-где видны кости. Никто не знает, что за яд использовал Аггриг. Были предположения, что была использована настойка из алого корня или семя еретика, но они были поспешны – настойка алого корня обескровливает и убивает в течение двух дней, а семя еретика вообще в течение часа, да ко всему и оно сжигает все изнутри.

 - Я искренне сожалею, однако мой ответ останется прежним. И ничем вам меня не убедить.

Селестия думала, что после этих слов послы удалятся, но они как в пику продолжили:

 - Нашему великому государю тоже жаль. – <em>Угроза?</em> – В таком разе он вам уступает. Правда, Непревзойденный Ленмирн нас послал ни только за этим.

Молодой посол вытащил из длинного рукава ожерелье из тонкого золота с множеством серебряных жемчужин и одним крупным янтарем, пожилой между тем льстиво продолжил:

 - Великий государь просит прекраснейшую принцессу, красу мира сего, принять его брата и показать ему край сей. А это чудное ожерелье, достоинство его дома, он шлет в знак дружбы. 

Один из слуг, стоящих позади трона, надел его Селестии на шею. Сквозь высокие окна лил вечерний свет дня, и янтарь полыхал пламенем солнца среди сотни сверкающих жемчужин.

 - Поблагодарите короля Ленмирна за щедрый дар. А я, конечно же, окажу его брату достойный королевский прием, живот его будет сыт и тело согрето. Это все?

 - Да, прекраснейшая принцесса. Это все, - хором ответили послы, низко поклонились и удалились в сопровождении ходячих доспехов.

Следующим объявили Бьюти Диамонд.

Диамонды – знаменосцы дома Малоррионов, крепко связанные с ним по крови, но как дом они очень слабы и притом слишком гордые. Может, тысячу лет назад они и заслуживали этого звания и своей гордости, только сейчас они вряд ли смогут тягаться даже со слабым домом. Неясно, как им удается сохранять свое положение, разве что ради крови. Слабейший великий дом выбрал себе в знаменосцы слабейший дом в Эквестрии. Не от ума точно.

 - Ваше высочество, - чуть не плача произнесла Бьюти. Одета она была в черное платье из мягкого полупрозрачного шелка, на шеи переливался черный обсидиан, синяя грива стянута вдовьим узлом. – Мой дорогой муж скончался. – Несколько слезинок беззвучно разбились об мраморный пол. – Его последние слова желали, чтоб научные писания его отошли вместе с ним. И я прошу вас, ваше высочество, дать мне пропуск на нижние этажи кантерлотской библиотеки. И забрать их.

Бьюти дрожала, хотя в приемной было тепло.

 - Я сожалею о вашей утрате. Ваш муж был благочестив и умен, и Эквестрия опечалена такой потерей. – <em>Говорю что льстец!</em> – Но разве его трактаты хранятся в этой, а не в библиотеке вашего сюзерена?

Дрожь ее усилилась, и она бросила на Селестию полный печали взгляд.

 - Нет, ваше высочество: мой муж когда-то проводил исследования неподалеку от Кантерлота и, закончив их, решил вручить библиотеке этого города.

В таком разе еще страннее: библиотека Малоррионов крупнее и знаменитей, чем кантерлотская. Так почему ее муж решил по-другому, охрана? Она немногим крепче, чем у Малоррионов, даже в чем-то уступает, а тем более та является собственностью его господина, и после всего этого он руководствовался тем, что она всего лишь ближе. Знамо дело, что была другая причина, и все же лучше не спрашивать – у Бьюти и так горе.

 - Вечером следующего дня подойдите к архисоветнику, и он вам выдаст пропуск. – Селестия помедлила, Бьюти уже поклонилась и собиралась уйти. – Когда же будет проведен обряд смерти? Я хотела бы лично отдать дань должного.

Ей и самой скоро придется его проводить – нужно вспомнить, как это делается. День, другой… неделя, и тело Даоариаса сгниет полностью. Обряд нелегок, а в таком состоянии еще труднее - нельзя допустить ошибки. <em>Мой сын…</em>

 - Спустя седмицу, как подобает по обряду, - не замедлила с ответом она.

По красной дороге, окаймленной багрянцем, к ней вольно подходил пегас. Багровая шерстка, короткая млечная грива, крепкое тело – весьма красив; грубые черты морды, половины носа как нет, одет в простую домотканую рубаху, поверх плащ, застегнутый клинковой перчаткой на груди – похож на наемника. Представили его как лорда Роберта, но на лорда он походил мало, однако, коли не был бы таковым, то был бы в числе последних просителей.

 - Ваше великолепие, - показал он свои зубы. – Нет на свете подарка, способного выразить мою благодарность вам. – <em>А молвит подобно лорду, лестно.</em> – Однако, есть один цветок, способный хоть приблизиться к этому. – Роберт достал крохотный резной ларец, открыл, в гнезде из белого фетра возлежал аметистовый переходящий в темно-фиолетовый цветок.

 - Ваше высочество, - зашептал ей на ухо Неримон. – Этот цветок носит название льзар моар на языке Высших или - пленяющий сердце. Это сильнейшее зелье любви: один лепесток – и любой почувствует неугасимое пламя страсти.

 - Действительно? - улыбнулась Селестия и вмиг залилась краской, подумав о Дельвине.

Где же ее капитан? Должно быть, он сейчас мчится к ней, выполнив свое задание, о котором ей не стоит думать, дабы скорее увидеть свою принцессу. Едва он окажется возле нее, она, переполненная страстью, подарит ему эту самую страсть, и они ею же и займутся. Денно и нощно, пока не выйдут лепестки или пока она сама не выдохнется. 

Укоризненная мысль ударила ее, и она очнулась.

 - Милорд, не пытаетесь ли вы меня соблазнить? - хихикнула Селестия. – Пленяющий сердце, не мое ли?

 - Ваше великолепие не заслуживает такого худородного лорда, которым я и стал-то недавно благодаря вам. 

<em>“Так вот в чем дело! Вот что за Роберт!”</em>

 - Полно вам: вы заслужили его, милорду есть чем гордиться. Вследствие ваших действий на дорогах стало спокойнее, в лесах нет нужды опасаться за свою жизнь. – Селестия не так уж лгала: действительно стало спокойнее. Вот только, по правде говоря, мирская жизнь в Эквестрии и до этого была тихой, размеренной. Разбойники, насильники, убийцы, разумеется, были, но их было куда меньше, чем в других королевствах. Теперь еще меньше. 

 - Ко мне слишком любезны вы, ваше высочество. Я польщен.

Едва лорд Роберт вышел за дверь, как объявили новое имя – не лорда, горожанина - “Элисия Нэйтив”. Прозвучало одно имя, зашли трое - пожилая единорожка, молодая в длинном плаще, полностью скрывающем ее мордочку и низкорослый взрослый единорог, с веснушками по всей морде. Любопытно.

Два единорога низко поклонились, старушка чуть согнула голову. 

 - Прошу прощения у вашего величества, но в мои лета… Я боялась и не дойти досюда, - прошамкала она, согнув голову пониже.

Старушка неестественно рассмеялась, Селестия напряженно улыбнулась. Разговор уже не задался.

 - Элисия что молодая, Бен - что коротышка, а я Мира, и все мы из семьи Нэйтив, - начала она приглушенно, как река вдали, а закончила, словно бурлящий вулкан: – Мы встревожены.

 - Где принцесса Луна?! - прикрикнула Элисия.

<em>“Не уж по новой!”</em> - удивилась Селестия. Думала она, что приказ о двух дневном заключении на хлебе и воде за крамольные выходки оправдал себя. А тут те раз! Вестимо, сработало он не сразу, лишь за неделю себя проявил; за первый день заключили сорок, за второй больше сотни, за третий – три сотни, за четвертый всего пятерых. На пятый, будто по волшебству, вдруг сестра появилась. За все четыре дня отправили на рудники всего двоих, Эрика и Сина Калм - и Джона, возомнившего дурака, лишили своего второго имени Доу. И тут прямо заявляют ей, мол, похитила ты ее. <em>Дурачье!</em>

 - Опомнись, с кем ты говоришь, - попрекнул, образумливая, ее Неримон.

 - Знаю с кем – с узурпатором! - гневно бросила молодая, Бен согласно кивнул.

Стража, восемнадцать ее личных гвардейцев, выстроившихся у молочных мраморных колонн с выдолбленными узорами, обеспокоенно взглянули на нее, ожидая приказание. Одно слово – и рудники. И нужно избежать их.

 - Да, как ты, мелюзга… - холодной яростью начал Неримон, но Селестия, зная, что он сделает лишь хуже, перебила его неосторожные слова:

 - И чем же ты располагаешь, обвиняя меня? Я горячо любила свою сестру и делаю все возможное для ее поисков. Как ты пришла к такому? – Ей не хочется, чтобы хоть кто-то пострадал по ее вине, а они делают наоборот все для этого. Желательно, чтоб Нэйтивы все же не причинили себе вред по своей глупости, - и так уж больно обвиненных.

 - Так ведь молва идет, - удивилась единорожка, словно не веря своим ушам. – По всей Эквестрии об этом говорят.<br />

<em>“Скиталец, смилуйся, вся Эквестрия!”</em> Неужто втихую льют отраву ее подданным в уши?

 - А кто сказал это тебе лично? 

 - На рынке услыхали, - вставила старушка Мира, - не поверилась нам, спросили соседей. Те слыхали и до конца не верили в похищение, а когда запел про это милорд - все и уверовали.

 - Что за милорд? – Селестия наклонилась вперед.

 - Так… милорд Колин Сван.

Да что же такое! С чего вздумали лорды взбунтоваться? Им что, честь – пустой звук, наследие – что грязь? Как они смеют лить ложь в уши простонародья, не заботясь о последствиях. Ладно еще, когда они спорят или делят что-то между собой: королевство в безопасности, а ее мудрым словом все решается – тут же недалеко до развала.

Можно подумать, что ее дорогая сестрица, Луна, стала для них столь важной – ведь когда она была еще здесь, они не особо-то вспоминали о ней, лишь за редким исключением. Тут, видите ли, не располагая и ни доводами и ни разумом, лорды надумали об устранение Луны Селестией в борьбе за трон. Дурость-то какая!

 - Благодарю за честный ответ. – <em>Наверное.</em> – Каким образом я могла бы изменить ваше мнение обо мне?

 Нэйтивы впали в долгое раздумье. Очень долгое. 

 - Может, вам темницы обсмотреть? - не выдержала она.

 - Долго, - покачал головешкой Бен.

 - Зело. Могу не дожить, покуда мы с ними там покончим.

 - И как же мне быть? У вас есть предложение?

Сзади, за троном, послышался скрип открывающейся двери, чьи-то гулкие торопливые шаги по мрамору. Слуга что-то шепнул на ухо Неримону, и его морда потемнела, словно дождливая туча.

 - Моя принцесса, - обратился он взволнованным голосом. Его туча выделила пару капель. – Срочное дело.

 - Так говори, чего ждешь? И от вас я все еще жду ответ, - напомнила Селестия им, боясь, как бы те не запамятовали, зачем они здесь.

 - Мой… Ваш капитан, Дельвин, возвратился… и он ранен. У него безотлагательное донесение вам, светлейшая государыня. Вы готовы его принять?

Ее сердце сжалось, разжалось и сжалось снова с такой силой, что оно чуть разорвалось. 

 - Я… - Как же ей быть: еще стольких нужно принять, хотя лордов сегодня боле не будет. Они ее подданные. – На сегодня прием окончен. – Селестия встала. - Тех, кого не смогли принять, придут завтра в числе первых, запись будет открыта для новых прошений. Вы же, - она пораздумала, - когда додумаетесь до своего решения, обратитесь к архисоветнику. И не забудьте привести тех, кто думает, что ихняя принцесса узурпатор. 

Селестия приняла Дельвина в своей горнице (ее опочивальня могла сойти непристойным намеком). Стены все из того же белого мрамора, с орнаментом в виде солнц, переплетений и одной прямой, украшенные двумя картинами и парой гобелен. Большой жаркий очаг с железными стропилами, на мраморном полу треугольный ковер, выводящий острым концом на овеваемый ветром балкон – где она его и ждала в серебристо-снежном шелковом платье с золотой бахромой. Над городом светила луна, окруженная звездными стражниками.

Дельвин, преодолев занавесь, стал возле нее, преклонил колени.

 - Моя принцесса, прошу вашего прощения: я не справился с вашим поручением, - искренне произнес он.

 - Встаньте, сир.

Ее капитан, против обыкновения, был одет достаточно просто. Дублет белого и небесного цвета с железными застежками и эмблемой их дома, двуцветные штаны и высокие сапоги. Но с таким же тонким и красивым телом и великолепной небесной гривой, бьющейся на ветру.

 - Мне сообщили, что вы ранены. На сколько?

 - Разбойники напали из засады – весь мой отряд перебели, я отделался раной в боку, двенадцать прикончено их, из которых пятерых убил лично я. Остальные, трое, сбежали.

Откуда? Тем более пятнадцать - невозможно. Даже до промысла Роберта такого количества за раз небывало, а сейчас… Правда перед глазами: ее капитану нельзя не верить.

 - Где именно они напали? У них были отличительные признаки – татуировки, одежки? - Необходимо расправиться с негодяями, или, во всяком случае, поймать их. Убили четверых ее гвардейцев и ранили капитана!

 - Около Старых Законов, в подлеске. Одеты были в какое-то тряпье, с сомнительным оружием, лишь на некоторых виднелись кожаные нагрудники и были со стальными клинками. – Его мрачная мордочка преобразилась в решительную, наполненную гневом. – Позвольте мне, моя принцесса, отомстить за моих собратьев, пусть их души упокоятся с миром.

Живущей в ней женщине не хотелось его отпускать, не хотелось, чтоб его ранили – ей хотелось лечь с ним в постель и не отпускать никогда, - принцесса же должна слушать голос разума.

 - Нет. Пускай с этим разбирается какой-нибудь наемник или рыцарь, награду мы назначим, сегодня же. А вам все еще необходимо отвести Аггрига на Алое озеро и казнить. Он в темнице? 

 - Сбежал.

 - Сбежал? – повторила она.

 - Те разбойники напали на нас не просто так - они не хотели, чтобы мы сорвали их план по освобождению Аггрига. Когда напавшие улепетнули, я заглянул в темницу и обнаружил, что все тюремщики перебиты и камера Аггрига пуста. Решил пойти по их следу, но я был ранен, да и след наемников простыл неподалеку, в деревушке Вишневой. – Уголок его рта натянулся. - Поспрашивал насчет них. Хозяйка “Стойла” сказала, что видала таких и, как она слыхала, они устремились на север то ли в “Запредельные земли”, то ли еще куда. Север огромен – его непросто будет сыскать.

 - Что он забыл на Севере? Вы доверяете сказанному хозяйкой “Стойла”?

Дельвин слабо улыбнулся.

 - Не больше, чем наемникам и просто убийцам, даже лорду-тени я поверил бы паче. Однако, сдается мне, она сказала правду: на Севере есть место для Аггрига – там королевское правосудие отсутствует напрочь. Какое бы ни было.

Север. Королевское правосудие. Его там, безусловно, - нет, и никогда не было. Там один вечный холод, ветер как дыхание ледяного дракона, а закон един – выживай или погибни. Север ни с кем не церемонится, он со всеми суров, тем не менее не лишен чести, и там каждый может начать новую жизнь, долгую или скорую на смерть. Там можно как заработать уважение, вступив в один из тамошних кланов, так и потерять все. Если Аггриг там, начиная с Запредельных земель, его никто не станет упрекать за убийство сильнейшего, вероятно, этим бывший капитан быстрее найдет себе нового повелителя. 

После, он получит возможность заработать себе новое имя, есть даже некая вероятность, что он станет предводителем какого-нибудь клана, там и до вождя недалеко… Недалеко будет тогда и до войны, коли Аггригу вздумается вернуть себе прежнею честь, отплатить кровью – шанс же на это просто огромен, ее бывший капитан дорожит честью сильнее, чем жизнью.

Служить, защищать, отводить от неверного решения – так учит ее гвардия - умереть за королевское дело. Отчего ее неверный капитан пренебрег своей верностью и честью, уступив безрассудству, зачем вознамерился подло убить Даоариаса, когда это шло наперекор всему?

Теперь уже неважно – приговор она вынесла. 

 - Тогда как нам совершить правосудие? Он должен ответь за свое убийство. – <em>За убийство моего сына.</em> – Быть может, нанять наемников?.. Не для убийства, для захвата, - поправилась она.

 - Нет, моя принцесса,- покачал головой Дельвин. В его глазах цвета яркого моря отразилось другое море, темное, звездное, манящие. Ветер продолжал буйствовать. – Не каждый наемник справится с ним, пусть будет их и несколько, тем более вы хотите его пленить. Аггриг не сдастся ни в коем случае, пока способен держать еще меч, и, схватив его живым, что трудно сделать, им придется вдобавок доставить его до вас. Дорога долгая: он сумеет как-то ухитриться выбраться. Необходимо что-то другое. Необходима небольшая подлость.

Дельвин притягательно искривил губы в улыбке. Краска показалась на ее щеках.

 - И что же вы надумали, - чопорно произнесла Селестия, не желая, чтобы этот красавец вот так догадался о ее чувствах.

 - Предоставьте его мне, - с легкой застенчивостью склонил голову Дельвин. – Мне всего-то нужно немного золотишка, книга “Семь первородных. И грех, совративший их” из запретных архивов, информация, где находится Ораздвин Трижды Канувший и… реликвия, лоскут плаща Скитальца.

 - Зачем вам все это? - недоуменно вопросила она. – Допустим, золото, но остальное, каким способом поможет найти и схватить Аггрига?

Ее любимый капитан может и не объяснять, пускай попросит еще раз – и она отдаст ему все… и себя в придачу. Краска и не думала спадать.

 - Ораздвин Трижды Канувший был другом моего деда, и он осведомлен о севере лучше большинства самих северян. Если Аггриг там, он поможет сыскать его, будь тот хоть в самых глубинах ледовых земель, - пояснял он, будто с книги считывая, она тем временем созерцала его прекрасное юное тело, - книга из запретных архивов и лоскут плаща смогут умаслить Высших, на случай того, если мое приключение не увенчается успехом. Они-то найдут его прежде, чем успеет возникнуть мысль.

Да, нежеланно прощаться с реликвией и одной из важнейших книг ради предателя; сколько сил на него потрачено и сколько потратится к тому же. 

Изящные шпинели в глазах принцессы пылали темно-розовой страстью, помыслы о цветке несущем любовь досаждали ей. Скоро воля принцессы ослабнет, и Селестии придется нарушить его обет за него.

 - Да будет так. Разрешение вы получите на все это от меня лично, как только заря начнется заниматься, информацию о Ораздвине получите от лорда Шада в угодный вам момент. – Тут она вспомнила, увидев замысловатую мордочку Дельвина. – Нет. Я сама ее сообщу вам. Когда вы будете готовы отправиться?

“Не покидай меня, прошу тебя. Останься со мной на все дни и ночи. Я с таким нетерпением жду каждый момент нашей встречи”, - хотела бы сказать взрослая кобылка, и хотела бы взрослая кобылка вручить ему один чудесный лепесток, да, вспомнив кто она такая и что будет, коль такая новость получит огласку в момент, когда вся Эквестрия считает, что она узурпатор, - принцесса Селестия удавила греховное желание.

 - Как оправлюсь, на следующий день, и примусь за дело. Займет оно с дня тря, хотя насчет Трижды Канувшего точно не знаю – может, он находится прямо в Запредельных землях, найти его не составит труда, – его на Севере знавал каждый предводитель клана. Единственно что – Север огромен, а Ораздвин подолгу нигде не задерживается. Так что за один, два месяца управлюсь.

Ветер поднялся, словно воздушный титан, срывающий с себя оковы. Ее волшебная грива соприкоснулась с его; небесные волокна ее благородного капитана, готового пойти на столь опасные поиски, за честь, за нее, ласково прошлись по ее стеснительной щечке несколько раз. Пламя любви и одурманивающий огонь страсти заполыхали мгновенно оба, сразу же, как она почувствовала всегда прекрасную гриву любимого. Тем не менее, не иначе вмешательством Нэрии или Скитальца, на ее пламя и огонь вылили целое озеро ледяной воды. Дельвин закончил и она грустно ответила:

 - Вы имеете право на посещение сира Даоариаса и без моего разрешения, однако… Раз вы того захотели: я даю вам его.

 - И. Можно осмотреть поместье сира Даоариаса, в том числе один из двух его арсеналов. В тайне, - незамедлительно дополнил он.

 - Ни в коем разе – его дом. Разрешу в том случае… - Ее язык попал в заросли терна, мысли окунулись в омут горя несчастной кобылки.

Селестия, безвольно болтающаяся в водах горя, не заметила, как ушел ее капитан – обычно она ни упускала из виду каждое его движение, ни разу не пропускала мимо ушей его слова. Ее пронзали стрелы печали, от которых нельзя увернуться, секли тонкие и жесткие кнуты скорби по ее сердцу. По невозможной мечте.

Дельвин, наверно, пытался пробудить свою принцессу от внезапного забвения, но его слова не преодолели эту стену; скорее возможно он увидел слезы женщины и теперь презирает свою принцессу. Тот, кто правит королевством, не должен плакать из-за одного рыцаря, даже за члена семьи не стоит лить горестные слезы, которые могут навредить подданным, навредить государству. Но Даоариас для нее не какой-то там рыцарь, он для нее все равно что родное дитя. 

И дитя ее, преодолев столько страданий, скончается все равно…

Тусклые свечи – одна возле койки умирающего, другая на столе у лучшего лекаря во всем королевстве (и самого загребущего во всем королевстве) – освещают наскоро построенную лечебницу, из-за вероятности распространения этой заразы. Хиленький, морщинистый, с покрашенной в ореховый цвет гривой лекарь не сразу впустил принцессу, он сразу же закрыл за собой дверь, порылся у себя и, снова открыв дверь, вручил ей небольшую чарку приятно пахнущей жидкости со словами: “Возможность распространения подтвердилась: кровь больного, попадая на открытую рану, ажно совсем не заметную, заражает другого. И неизвестно, какие способы распространения существуют помимо этой”. 

Задав вопрос, каким способом он это узнал, тот ответил: “Моя кошка лазила тут, вот и получила заражение. Когда она стала вопить, не смолкая ни на секунду, я заподозрил именно эту хворь, вызванную пока что не выявленным ядом. Осмотрел, обнаружились следы от когтей, мелкие ранки. Провел опыт на уличной собаке, предположение подтвердилось. Пришлось рискнуть также мне самому и нескольким добровольцам, когда у меня появилась идея, каким способом уменьшить риск заражения. Так что этот эликсир спасает не наверняка, однако, никакая болезнь не проникнет вам через кровь. Да, оно ослабляет контроль магии, и я вам не советую пользоваться ею сегодняшней ночью”, - заключил лекарь и вернулся за рабочий стол.

Селестия взглянула на ввалившиеся поблекшие глаза неродного ребенка, нашедшегося волей богов ею, а не собаками. Голый череп виднелся под тонкой кожей, челюсть была сильно сжата, и выступала она пугающе, вместо крыльев гниющие обрубки, на ногах и теле гниющие язвы. Даоариас бормотал, глядя на нее так, будто она действительно была его матерью, родной матерью - к сожалению, на самом деле он не знал, что она считает его своим сыном. Правда, не знала и сама Селестия, что считает его своим сыном.

Обнаружив несчастное дитя, Селестия приютила его у одной из фрейлин, сейчас давно умершей близкой подруге. Из-за проблем того времени навещала сорванца она редко, зато каждый визит сопровождался для нее радостью, для него подарками и поцелуями. Через два года ее подруга разрешилась четверней, и у обретшего счастье мальчонки появились братья и сестры. 

Со временем проблем становилось все больше, тяга к нему все меньше. Крепыш с каждым годом непомерно рос и в росте и в силе, с каждым годом ему уделяли внимания все меньше. 

На четвертый год Даоариас, не осознавая свою силищу - как для взрослого пегаса, так и для взрослого земнопони – начал порой доставлять хлопоты подруге, синяки ее детям. На шестой год, волей Стиодэфа, он взмахом крыла сломал череп старшему ее подруге – и она - со злобы ли или случай венной всему, что произошло убийство – упросила ее отдать это чудовище кому-нибудь другому.

“Ему пора бы уже быть на подачках у рыцаря. Еще два года назад: милостивая подруга моя, ты давненько перестала заходить ко мне, понимаю, время нелегкое и у тебя нет времени – напоминаю, что этот монстр создан для войны. Отправь его к рыцарю, способному защитить самого себя от такого подопечного”, - давно завершила этими словами ее подруга свою последнюю речь, прямо на ушах у потерявшего счастье жеребенка. Больше подругу она не видела – та, вроде как, бросила наследство, детей и мужа и ушла неизвестным направлением.

Отдала Даоариаса она сильнейшему рыцарю, Аэтию Бладу. Тот единорог, но обращался с мечом в специальных захватах не хуже, чем любой другой рыцарь земнопони, к тому же, будучи сперва рыцарем единорогом, он контролировал оружие магией паче всех, никто не был способен сбить его с контроля, а в завершении он и магом был неплохим. Аэтий Блад, один на десять тысяч, обладал способностью одновременно контролировать клинок и использовать магию, мало того, не низкого уровня, а выше среднего. Старый рыцарь мог научить Даоариаса правильно сражаться в ближнем бою, защищаться, дабы не погибнуть от единственно взмаха клинком, использовать рунную магию оружия, обеспечить поддержку во время первых полетов; мог научить манерам рыцаря, управлять собственной силой, поддержать, когда мир покажется враждебным. Старый рыцарь мог дать все, что дал бы любящий отец и легендарный наставник. 

Аэтий Блад был и до сих пор считается легендой, одним из сильнейших рыцарей, когда-либо существовавших во времени. Селестия отдала одно чудо другому, ошибки быть не могло.

И все же она просчиталась, рано убрала шпиона. В один из давних дней легенда исчезла, словно туман днем, вместе со своим учеником, могущего затмить всех, могущего стать выше, чем сама легенда. Спустя века, вернулся один Даоариас, полностью изменившийся – в облике, нраве, силе. Даоариас стался в корень другим, тело и то едва сохранилось, оставив всего пару признаков от прежнего него. И на вопросы - почему не состарился, где пропадал, жив ли сир Аэтий, при каких обстоятельствах появилась твоя отметка – лишь выругался.

В тот день она впервые увидела его отметку… и, наконец, узрела, в кого превратился тот сорванец.

Селестия нашла его, взяла под крыло, шептала на ухо лживые слова, что она его мать, пока тот был еще в колыбели… продолжила их и когда он подрос… и продолжала бы, если б тот охотнее ушел под опеку Аэтию. Но слова, что он не оставит свою мать никогда, обрушили ее со сцены лицедея. Скорая правда убила в нем мальчика и пробудила грозного мужа.

Запоздалая правда открыла ей глаза. “Чувствами играть нельзя, - говорила за нее правда, - подыскать для него родителей – и все. Охота было побыть матерью, – было нужно ею быть до конца”.

Изо рта показалась струйка крови, из язвы на боку прыснул гной. Умирающий издал продолжительный стон. <em>“Нет, я не отдам его тело Высшим, обещание не стоит того,</em> - решилась она, - <em>он умрет лордом”.</em>

 - Вы можете избавить его от страданий? И завершить свое исследование? - спросила она, сдерживая слезы.

Лекарь повернулся к ней и задумчиво ответил:

 - Кажется… Да, могу. Вот только…

 - Хорошо. Сделайте то, что вам необходимо, и тотчас окажите последнюю милость. 

 - Как прикажет ваше высочество, - тряхнул головой он.

 - Тело отдайте Белым Сестрам, а они пусть ожидают моих распоряжений, - сказала она и захлопнула за собой дверь карантина, где терзался и умирал ее первый и последний ребенок.

Пачка относительно старых стихов.

Решил наверстать упущенное и выложить сюда все стихотворения о пони и зебрах, которые лежали мёртвым грузом на Табуне или затерялись где-то тут в комментариях или так и остались в личных сообщениях, по видимому получатель посчитал их недостойными публикации, ну это остаётся на его совести и заранее прошу прощения, если это не так. 

Предупреждаю: присутствует не смешной юмор, абы какая драма, так себе жестокость, вялая любовь и не фильтрованный бред, так что просьба беременным жеребятам с проблемами сердца и психоневрологическими заболеваниями, а также слабым мочевым пузырём и аллергией на пыль не читать или читать на свой страх и риск, заранее захватив ведро или пакет. Замечания по поводу рифмы и читабельности не принимаются. Сегодня критику выслушивать, а завтра заказы принимать? Ещё чего? Я вам не поэт.

Всего накопилось раз, два, три... не умею я дальше трёх считать, сами небось с двумя вышками, а меня за вас считать заставляете, совсем уже обленились.

Ну и как обычно рисунки не мои, и все или большинство рисунков уже были.

Всё, приятного чтения.

                                                                                     "Добряк и злодей."

Вместе отмечены судьбой,
Что свела тебя со мной
Горя-счастья чередой,
Чёрно-белой полосой,

А до этого я был,
Словно страшный крокодил,
Никого я не любил,
И ни чем не дорожил,

Раньше жизнь моя была
Тормозная полоса,
Прямо к финишу вела,
А наградой смерть была.

Зебра ты, Зебра я!
Пара полосатая!
Белый ты, чёрный я!
Такая вот гармония!

Тебя не смею я учить
И ты не смей меня учить,
Как же дальше вместе жить?
Просто дружбой дорожить!

Снова я не понял суть,
Исковеркал и погнул,
Все вокруг твердят любить,
А я слышу только гул.

Что за запах из окна?
Как же манит он меня,
Это зелье ты сварил,
И отпить мне предложил,

Зебра ты, но не я,
Догнала меня судьба.
Зебра ты, а я осёл,
Что снова к финишу побрёл.

                                                                                          "Пони нет."

Пони — сказка неумная,
Пришедшая из мира грёз,
Чья-то фантазия странная,
Верил я раньше всерьёз,

Пока рыцарь усталый и раненный
Не поведал тайну печальную,
В сём королевстве много зеркал,
Как одно все похожи, но уникальные,

Есть среди них особенно важное,
Оно служит как проводник,
Сквозь пространства и время потоки
Счастливый путник однажды проник

В чудный, красочный мир
Без боли, войны и страданий,
Сбросив с тела оковы,
Приобрёл новый облик достойный долгих стараний.

Кем он был и почему вдруг сбежал,
Всадник с грустным лицом умолчал,
Лишь к королевскому замку,
Проклятому путь не спеша указал.

Стража безумная, злая
В свою крепость пускать не желала,
А в сторонке, головою качая
Смерть слезу скупую пускала.

Наконец, заступив за порог
Кровь невинных по ступеням лилась,
Крикнул старик — в конце только рок…
Дух испустив замолчал,

Треснул от мудрости череп,
Мёртвым грузом мыслитель упал,
Отвлекаться нельзя, когда цели ты верен,
Но кто же тут до меня побывал?

За спиною трупов гора,
А я упрямо гляжу лишь вперёд,
Осуждающий взгляд не сводя
Вслед призраки кличут — больной идиот!

Прислонив руку к глади зеркальной,
По локоть её в пустоте потерял,
Окаменел, в забвенье попал,
Пони нет, а рыцарь меня…

                                                                                      "Не обижайте Дерпи." 

P.S. - Благодарю полого собрата за рисунок.

Был самый обычный солнечный день
И ей прогуляться было не лень,
Шла, отдыхая от писем доставки,
Пони-пегаска мечтала о счастье,
Но не дойдя до заслуженной лавки
Свалилось на голову резко ненастье.
И все грёзы, мечты,
Под хвост разом пошли.

От пиццы коробку и шальной мяч,
Можно простить, можно понять,
На эти мелочи ей по-лягать,
Но зачем прям в лицо пони бросать?
А наковальню? Это же больно!
Ты стал вести себя слишком вольно!

Ты позабыл время тиранов,
И разжирел от слова свободы!
У Дерпи есть связи, она знает титанов,
Они не потерпят в её адрес блевоты,
И вечно готовы в атаку пойти,
Чтобы твой круп огнём обвести!

Вновь воспарит над землёй старый дядя,
Чтобы разверзнуть землю по вами,
Спасайтесь скорей! Убегайте не глядя!
Иначе расплющит своими ногами,
Не воспетый герой, вечный хранитель,
Наглецов и эгоистов гонитель.

Прозвали его бунтарём и безумцем,
Прогнившим до мозга костей вольнодумцем!
Всё правда, он полый мертвец уж отчасти,
И нет в нём ни капли души или страсти,
Но свет и добро готов защищать,
Себя целиком делу отдать.

Как смел ты обидеть лучшую пони?
Как можно столь грубо мешать добро с болью?
Заплатишь! Не скрыться тебе!
Не прячься! Достану злодея везде!
Не убежать уж от лап правосудья,
Зарою с дерьмом тебя, злого мудня!

Больше не верит мир сей слезам!
Ты провинился? Получай по губам!
Дерпи добра и помнит пощаду,
Но ведь не она подарит смерть гаду,
А старый знакомый не знающий жалость,
Кто на обидчика навалится малость
И молвит — в ответ на наковальню «добра»
От Дерпи с любовью посылка пришла.

Не смейте Дерпи обижать,
А то в один прекрасный день,
Поймёте, что поздно уж бежать, 
Крутить вокруг шеи ремень.
Когда я невзначай к вам загляну,
Молите землю, небо, солнце и луну.

                                                                                            "Почтальонша."

Встанет раньше восхода солнца,
Отполирует до блеска копытца,
Зубы почистит, гриву причешет,
На завтрак времени нет.
Вылетит из дома прямо в небеса,
На любимую работу очень уж спешит она.

Через тучи пролететь не побоится,
Заряды молнии в неё не попадут.
«А что со мной плохого может приключиться?
На работе я нужна, а тучки с дождиком уйдут».
Вулканов изверженье, смерчи и торнадо,
Ничто её не остановит, когда очень-очень надо.

Добралась она до почты, уложилась в крайний срок,
Проворчал её начальник: «Из угла возьми мешок».
Письма забрала и вновь помчалась в путь,
«Вперёд, встречайте меня Кейки! Маффины не ждут!»
По быстрому чаю с Пинки попили, тортик съели пополам,
И опять как заведённая пустилась по делам.

И носилась, и вертелась, разносила почту,
Сама аж не заметила, как осталось одно маленькое письмецо,
«Да тут не далеко, это скоро донесу».
Пролетала над повозкой, камень отлетел в лицо.
«Ай!» Упала — мягкая посадка на овощные лавки,
«Ой, не злитесь только, заплачу за всё ребятки.»

В полдень уже усталая,
Плетётся в сахарный домик.
Снова Кейки налили ей чая,
Накормили здорово, в варенье весь носик.
С новыми силами с места взлетела,
Миссис Кейк эклеры доставить велела.

Облака её несут, с шёрсткою играют,
Пони серебристая на солнышке блистает,
Крылья крепкие летят, тени оставляют.
Шёлковая грива, небо заслоняет,
Золотые глазки вдалеке мерцают,
Лучшая пегаска счастье доставляет!

                                                                                           "Без названия"

                                                                        "<-=======ooO Ooo=======->"

Я прошепчу тебе — Привет.
Враги повсюду, ты одна
И на друзей надежды нет.
Вокруг лишь тьма и пустота,
И скоро сузится она,
Затянет в гибельную тень,
А ты всё веришь в светлый день.

Веришь, что разгонят тучи,
Что настанет мир и покой,
И станет мир сей в сто раз круче,
И сможешь вернуться домой.

Рвать и метать,
В пучины ада смерть несётся.
Болеть, страдать,
Виновных кровь рекою льётся.

И снова ты одна
Стоишь у входа в пустоту,
И ждёшь поддержки от меня,
А я уж пал давно во тьму.

Прости меня,
Не жди подмоги.
Надейся только на себя
И уноси скорее ноги.

Я безнадёга, мёртвый камень,
А ты душа, в тебе есть пламень.
Огонь пылает и всё жрёт,
Глупцы всё входят в чёрный грот,
Но вас с друзьями не возьмёт
Его зубастый, жадный рот.

Порвёте вы Былому пасть,
А если карта ляжет в масть,
То и меня ты там найдёшь,
И от страдания спасёшь.

Смерть гуманной не бывает,
А инодумец страшно глуп,
И чёрт колоду вновь мешает,
Сегодня все враги падут!

К моим коленям и твоим,
Но нам не справиться двоим,
Так позови своих друзей,
Все вместе мы дадим люлей!

Ублюдкам, кровожадным гадам,
Сожжённых ядерным пожаром,
Ниспосланных на землю адом,
Не будем мы сдаваться даром!

Потом настанет добрый день,
Поборет небо свою лень,
И мы пройдёмся под луной,
Подсядешь рядом ты на пень,
А чувства массовой волной
Вдруг захлестнут тебя со мной.

И прошепчу — Люблю тебя,
Смотрю, нашла ты «короля»?
Хихикая ответишь мне — 

С тобою будто в сладком сне.

А есть ли в нас с тобой добро?
Вы боретесь со злом давно,
А я боролся раньше всех,
Но проиграл, не мой уж век.

Мы все боролись, ты поймёшь,
Когда от смерти вновь уйдёшь,
Пойми, нельзя нам отступать,
На ласки время зря терять.

Пойми, не суждено нам вместе быть,
Любить друг друга, виски пить,
Но ты не забывай и верь,
Найду заветную я дверь.

Наивно веря, что будут перемены,
Лежишь в бинтах и всё болит.
От глаз твоих желтеют стены,
Матрас вонючий весь фонит.
Ты вся дрожишь, лицо краснеет и горит,
А к глазкам слёзы подступили.
Твой сон прошёл, но мы друг друга не забыли.

Кто прочёл, тот молодец,

Смело одевай венец,

Коль сдержался, всё, конец.

La Magia de la Amistad 5-4

Перевод 9 выпуска микросерии официального комикса MLP

Пост на табуне