будет по другому
»mlp песочница mlp фанфик Princess Celestia royal Время любви my little pony фэндомы
Глава восьмая: Матерь
Огромные дубовые двери королевской приемной распахнулись. Архисоветник объявил имена: “Орзгнер Месиро и Нерзвирс Ловнорос”. Двое медных грифонов, в таких же медных свободных одеяниях, зашли со свитой из четырех рыцарей – полностью закованные в латы они походили на ожившие доспехи.
- Прекраснейшая принцесса, - сказал один из послов, и группа отвесила поклон. – Наш великий государь был крайне огорчен, что вы отказали в его скромной просьбе. Он недоумевает, почему вы не хотите отдать того душегуба ему.
- Его превосходительство сознавало, что тот принадлежит вам, поэтому великий Ленмирн предлагал щедрое возмещение, но вы все равно отказали, - дополнил другой.
Один – пожилой, но с сохраненной силой – был контрастом другому – маленькому, хиленькому, но молодому, - однако это лишь внешние признаки, манера речь у них абсолютно подобна, манерная и лживая.
- Щедрое, - согласилась с ними Селестия. – Я же дала объяснение отказу прошлому послу, он не передал?
- Наш Непревзойденный Ленмирн осведомлен объяснением, однако он не может понять одного: почему вы защищаете убийцу, - сказал пожилой посол.<br />
<em>“Ваш король туп как пень”,</em> - раздраженно подумала Селестия.
- В Эквестрии не положена смерть даже самому отпетому, боле изгнания он не получит, - дала она вновь объяснение.
- Так ведь наш великий государь и не просит ваше великолепие казнить душегуба на вашей земле – он самолично исполнит это на своей.
- Да: таков был бы мой ответ, буде он сбежавшим преступником из вашего королевства, однако… - <em>“Я его мать”,</em> - закралась мысль. - Это не так.
- Этот душегуб при смерти - чего вам это стоит? Он умрет так или иначе, а наш Непревзойденный Ленмирн только окажет ему милость, прекратив страдания.
Ага, как же! По слухам, Даоариас изнасиловал его дочь, а после зверски убил. И эти льстецы уверяют, что их король его просто казнит, - его скорее уж он будет жестоко пытать, пока тот не отдаст душу. Она давно не та девочка, а возросла кобылка, прошедшая через огонь и воду – ее не так просто обвести. Да что их великий король получит-то – лишь сгнивший труп: пока его доставят к нему пройдет немало времени. С каждым днем состояние Даоариаса все хуже, с каждым днем от него отваливается пара кусочков гниющей плоти; крыльев он уже лишился, тело покрыто язвами, зубы крошатся, кое-где видны кости. Никто не знает, что за яд использовал Аггриг. Были предположения, что была использована настойка из алого корня или семя еретика, но они были поспешны – настойка алого корня обескровливает и убивает в течение двух дней, а семя еретика вообще в течение часа, да ко всему и оно сжигает все изнутри.
- Я искренне сожалею, однако мой ответ останется прежним. И ничем вам меня не убедить.
Селестия думала, что после этих слов послы удалятся, но они как в пику продолжили:
- Нашему великому государю тоже жаль. – <em>Угроза?</em> – В таком разе он вам уступает. Правда, Непревзойденный Ленмирн нас послал ни только за этим.
Молодой посол вытащил из длинного рукава ожерелье из тонкого золота с множеством серебряных жемчужин и одним крупным янтарем, пожилой между тем льстиво продолжил:
- Великий государь просит прекраснейшую принцессу, красу мира сего, принять его брата и показать ему край сей. А это чудное ожерелье, достоинство его дома, он шлет в знак дружбы.
Один из слуг, стоящих позади трона, надел его Селестии на шею. Сквозь высокие окна лил вечерний свет дня, и янтарь полыхал пламенем солнца среди сотни сверкающих жемчужин.
- Поблагодарите короля Ленмирна за щедрый дар. А я, конечно же, окажу его брату достойный королевский прием, живот его будет сыт и тело согрето. Это все?
- Да, прекраснейшая принцесса. Это все, - хором ответили послы, низко поклонились и удалились в сопровождении ходячих доспехов.
Следующим объявили Бьюти Диамонд.
Диамонды – знаменосцы дома Малоррионов, крепко связанные с ним по крови, но как дом они очень слабы и притом слишком гордые. Может, тысячу лет назад они и заслуживали этого звания и своей гордости, только сейчас они вряд ли смогут тягаться даже со слабым домом. Неясно, как им удается сохранять свое положение, разве что ради крови. Слабейший великий дом выбрал себе в знаменосцы слабейший дом в Эквестрии. Не от ума точно.
- Ваше высочество, - чуть не плача произнесла Бьюти. Одета она была в черное платье из мягкого полупрозрачного шелка, на шеи переливался черный обсидиан, синяя грива стянута вдовьим узлом. – Мой дорогой муж скончался. – Несколько слезинок беззвучно разбились об мраморный пол. – Его последние слова желали, чтоб научные писания его отошли вместе с ним. И я прошу вас, ваше высочество, дать мне пропуск на нижние этажи кантерлотской библиотеки. И забрать их.
Бьюти дрожала, хотя в приемной было тепло.
- Я сожалею о вашей утрате. Ваш муж был благочестив и умен, и Эквестрия опечалена такой потерей. – <em>Говорю что льстец!</em> – Но разве его трактаты хранятся в этой, а не в библиотеке вашего сюзерена?
Дрожь ее усилилась, и она бросила на Селестию полный печали взгляд.
- Нет, ваше высочество: мой муж когда-то проводил исследования неподалеку от Кантерлота и, закончив их, решил вручить библиотеке этого города.
В таком разе еще страннее: библиотека Малоррионов крупнее и знаменитей, чем кантерлотская. Так почему ее муж решил по-другому, охрана? Она немногим крепче, чем у Малоррионов, даже в чем-то уступает, а тем более та является собственностью его господина, и после всего этого он руководствовался тем, что она всего лишь ближе. Знамо дело, что была другая причина, и все же лучше не спрашивать – у Бьюти и так горе.
- Вечером следующего дня подойдите к архисоветнику, и он вам выдаст пропуск. – Селестия помедлила, Бьюти уже поклонилась и собиралась уйти. – Когда же будет проведен обряд смерти? Я хотела бы лично отдать дань должного.
Ей и самой скоро придется его проводить – нужно вспомнить, как это делается. День, другой… неделя, и тело Даоариаса сгниет полностью. Обряд нелегок, а в таком состоянии еще труднее - нельзя допустить ошибки. <em>Мой сын…</em>
- Спустя седмицу, как подобает по обряду, - не замедлила с ответом она.
По красной дороге, окаймленной багрянцем, к ней вольно подходил пегас. Багровая шерстка, короткая млечная грива, крепкое тело – весьма красив; грубые черты морды, половины носа как нет, одет в простую домотканую рубаху, поверх плащ, застегнутый клинковой перчаткой на груди – похож на наемника. Представили его как лорда Роберта, но на лорда он походил мало, однако, коли не был бы таковым, то был бы в числе последних просителей.
- Ваше великолепие, - показал он свои зубы. – Нет на свете подарка, способного выразить мою благодарность вам. – <em>А молвит подобно лорду, лестно.</em> – Однако, есть один цветок, способный хоть приблизиться к этому. – Роберт достал крохотный резной ларец, открыл, в гнезде из белого фетра возлежал аметистовый переходящий в темно-фиолетовый цветок.
- Ваше высочество, - зашептал ей на ухо Неримон. – Этот цветок носит название льзар моар на языке Высших или - пленяющий сердце. Это сильнейшее зелье любви: один лепесток – и любой почувствует неугасимое пламя страсти.
- Действительно? - улыбнулась Селестия и вмиг залилась краской, подумав о Дельвине.
Где же ее капитан? Должно быть, он сейчас мчится к ней, выполнив свое задание, о котором ей не стоит думать, дабы скорее увидеть свою принцессу. Едва он окажется возле нее, она, переполненная страстью, подарит ему эту самую страсть, и они ею же и займутся. Денно и нощно, пока не выйдут лепестки или пока она сама не выдохнется.
Укоризненная мысль ударила ее, и она очнулась.
- Милорд, не пытаетесь ли вы меня соблазнить? - хихикнула Селестия. – Пленяющий сердце, не мое ли?
- Ваше великолепие не заслуживает такого худородного лорда, которым я и стал-то недавно благодаря вам.
<em>“Так вот в чем дело! Вот что за Роберт!”</em>
- Полно вам: вы заслужили его, милорду есть чем гордиться. Вследствие ваших действий на дорогах стало спокойнее, в лесах нет нужды опасаться за свою жизнь. – Селестия не так уж лгала: действительно стало спокойнее. Вот только, по правде говоря, мирская жизнь в Эквестрии и до этого была тихой, размеренной. Разбойники, насильники, убийцы, разумеется, были, но их было куда меньше, чем в других королевствах. Теперь еще меньше.
- Ко мне слишком любезны вы, ваше высочество. Я польщен.
Едва лорд Роберт вышел за дверь, как объявили новое имя – не лорда, горожанина - “Элисия Нэйтив”. Прозвучало одно имя, зашли трое - пожилая единорожка, молодая в длинном плаще, полностью скрывающем ее мордочку и низкорослый взрослый единорог, с веснушками по всей морде. Любопытно.
Два единорога низко поклонились, старушка чуть согнула голову.
- Прошу прощения у вашего величества, но в мои лета… Я боялась и не дойти досюда, - прошамкала она, согнув голову пониже.
Старушка неестественно рассмеялась, Селестия напряженно улыбнулась. Разговор уже не задался.
- Элисия что молодая, Бен - что коротышка, а я Мира, и все мы из семьи Нэйтив, - начала она приглушенно, как река вдали, а закончила, словно бурлящий вулкан: – Мы встревожены.
- Где принцесса Луна?! - прикрикнула Элисия.
<em>“Не уж по новой!”</em> - удивилась Селестия. Думала она, что приказ о двух дневном заключении на хлебе и воде за крамольные выходки оправдал себя. А тут те раз! Вестимо, сработало он не сразу, лишь за неделю себя проявил; за первый день заключили сорок, за второй больше сотни, за третий – три сотни, за четвертый всего пятерых. На пятый, будто по волшебству, вдруг сестра появилась. За все четыре дня отправили на рудники всего двоих, Эрика и Сина Калм - и Джона, возомнившего дурака, лишили своего второго имени Доу. И тут прямо заявляют ей, мол, похитила ты ее. <em>Дурачье!</em>
- Опомнись, с кем ты говоришь, - попрекнул, образумливая, ее Неримон.
- Знаю с кем – с узурпатором! - гневно бросила молодая, Бен согласно кивнул.
Стража, восемнадцать ее личных гвардейцев, выстроившихся у молочных мраморных колонн с выдолбленными узорами, обеспокоенно взглянули на нее, ожидая приказание. Одно слово – и рудники. И нужно избежать их.
- Да, как ты, мелюзга… - холодной яростью начал Неримон, но Селестия, зная, что он сделает лишь хуже, перебила его неосторожные слова:
- И чем же ты располагаешь, обвиняя меня? Я горячо любила свою сестру и делаю все возможное для ее поисков. Как ты пришла к такому? – Ей не хочется, чтобы хоть кто-то пострадал по ее вине, а они делают наоборот все для этого. Желательно, чтоб Нэйтивы все же не причинили себе вред по своей глупости, - и так уж больно обвиненных.
- Так ведь молва идет, - удивилась единорожка, словно не веря своим ушам. – По всей Эквестрии об этом говорят.<br />
<em>“Скиталец, смилуйся, вся Эквестрия!”</em> Неужто втихую льют отраву ее подданным в уши?
- А кто сказал это тебе лично?
- На рынке услыхали, - вставила старушка Мира, - не поверилась нам, спросили соседей. Те слыхали и до конца не верили в похищение, а когда запел про это милорд - все и уверовали.
- Что за милорд? – Селестия наклонилась вперед.
- Так… милорд Колин Сван.
Да что же такое! С чего вздумали лорды взбунтоваться? Им что, честь – пустой звук, наследие – что грязь? Как они смеют лить ложь в уши простонародья, не заботясь о последствиях. Ладно еще, когда они спорят или делят что-то между собой: королевство в безопасности, а ее мудрым словом все решается – тут же недалеко до развала.
Можно подумать, что ее дорогая сестрица, Луна, стала для них столь важной – ведь когда она была еще здесь, они не особо-то вспоминали о ней, лишь за редким исключением. Тут, видите ли, не располагая и ни доводами и ни разумом, лорды надумали об устранение Луны Селестией в борьбе за трон. Дурость-то какая!
- Благодарю за честный ответ. – <em>Наверное.</em> – Каким образом я могла бы изменить ваше мнение обо мне?
Нэйтивы впали в долгое раздумье. Очень долгое.
- Может, вам темницы обсмотреть? - не выдержала она.
- Долго, - покачал головешкой Бен.
- Зело. Могу не дожить, покуда мы с ними там покончим.
- И как же мне быть? У вас есть предложение?
Сзади, за троном, послышался скрип открывающейся двери, чьи-то гулкие торопливые шаги по мрамору. Слуга что-то шепнул на ухо Неримону, и его морда потемнела, словно дождливая туча.
- Моя принцесса, - обратился он взволнованным голосом. Его туча выделила пару капель. – Срочное дело.
- Так говори, чего ждешь? И от вас я все еще жду ответ, - напомнила Селестия им, боясь, как бы те не запамятовали, зачем они здесь.
- Мой… Ваш капитан, Дельвин, возвратился… и он ранен. У него безотлагательное донесение вам, светлейшая государыня. Вы готовы его принять?
Ее сердце сжалось, разжалось и сжалось снова с такой силой, что оно чуть разорвалось.
- Я… - Как же ей быть: еще стольких нужно принять, хотя лордов сегодня боле не будет. Они ее подданные. – На сегодня прием окончен. – Селестия встала. - Тех, кого не смогли принять, придут завтра в числе первых, запись будет открыта для новых прошений. Вы же, - она пораздумала, - когда додумаетесь до своего решения, обратитесь к архисоветнику. И не забудьте привести тех, кто думает, что ихняя принцесса узурпатор.
Селестия приняла Дельвина в своей горнице (ее опочивальня могла сойти непристойным намеком). Стены все из того же белого мрамора, с орнаментом в виде солнц, переплетений и одной прямой, украшенные двумя картинами и парой гобелен. Большой жаркий очаг с железными стропилами, на мраморном полу треугольный ковер, выводящий острым концом на овеваемый ветром балкон – где она его и ждала в серебристо-снежном шелковом платье с золотой бахромой. Над городом светила луна, окруженная звездными стражниками.
Дельвин, преодолев занавесь, стал возле нее, преклонил колени.
- Моя принцесса, прошу вашего прощения: я не справился с вашим поручением, - искренне произнес он.
- Встаньте, сир.
Ее капитан, против обыкновения, был одет достаточно просто. Дублет белого и небесного цвета с железными застежками и эмблемой их дома, двуцветные штаны и высокие сапоги. Но с таким же тонким и красивым телом и великолепной небесной гривой, бьющейся на ветру.
- Мне сообщили, что вы ранены. На сколько?
- Разбойники напали из засады – весь мой отряд перебели, я отделался раной в боку, двенадцать прикончено их, из которых пятерых убил лично я. Остальные, трое, сбежали.
Откуда? Тем более пятнадцать - невозможно. Даже до промысла Роберта такого количества за раз небывало, а сейчас… Правда перед глазами: ее капитану нельзя не верить.
- Где именно они напали? У них были отличительные признаки – татуировки, одежки? - Необходимо расправиться с негодяями, или, во всяком случае, поймать их. Убили четверых ее гвардейцев и ранили капитана!
- Около Старых Законов, в подлеске. Одеты были в какое-то тряпье, с сомнительным оружием, лишь на некоторых виднелись кожаные нагрудники и были со стальными клинками. – Его мрачная мордочка преобразилась в решительную, наполненную гневом. – Позвольте мне, моя принцесса, отомстить за моих собратьев, пусть их души упокоятся с миром.
Живущей в ней женщине не хотелось его отпускать, не хотелось, чтоб его ранили – ей хотелось лечь с ним в постель и не отпускать никогда, - принцесса же должна слушать голос разума.
- Нет. Пускай с этим разбирается какой-нибудь наемник или рыцарь, награду мы назначим, сегодня же. А вам все еще необходимо отвести Аггрига на Алое озеро и казнить. Он в темнице?
- Сбежал.
- Сбежал? – повторила она.
- Те разбойники напали на нас не просто так - они не хотели, чтобы мы сорвали их план по освобождению Аггрига. Когда напавшие улепетнули, я заглянул в темницу и обнаружил, что все тюремщики перебиты и камера Аггрига пуста. Решил пойти по их следу, но я был ранен, да и след наемников простыл неподалеку, в деревушке Вишневой. – Уголок его рта натянулся. - Поспрашивал насчет них. Хозяйка “Стойла” сказала, что видала таких и, как она слыхала, они устремились на север то ли в “Запредельные земли”, то ли еще куда. Север огромен – его непросто будет сыскать.
- Что он забыл на Севере? Вы доверяете сказанному хозяйкой “Стойла”?
Дельвин слабо улыбнулся.
- Не больше, чем наемникам и просто убийцам, даже лорду-тени я поверил бы паче. Однако, сдается мне, она сказала правду: на Севере есть место для Аггрига – там королевское правосудие отсутствует напрочь. Какое бы ни было.
Север. Королевское правосудие. Его там, безусловно, - нет, и никогда не было. Там один вечный холод, ветер как дыхание ледяного дракона, а закон един – выживай или погибни. Север ни с кем не церемонится, он со всеми суров, тем не менее не лишен чести, и там каждый может начать новую жизнь, долгую или скорую на смерть. Там можно как заработать уважение, вступив в один из тамошних кланов, так и потерять все. Если Аггриг там, начиная с Запредельных земель, его никто не станет упрекать за убийство сильнейшего, вероятно, этим бывший капитан быстрее найдет себе нового повелителя.
После, он получит возможность заработать себе новое имя, есть даже некая вероятность, что он станет предводителем какого-нибудь клана, там и до вождя недалеко… Недалеко будет тогда и до войны, коли Аггригу вздумается вернуть себе прежнею честь, отплатить кровью – шанс же на это просто огромен, ее бывший капитан дорожит честью сильнее, чем жизнью.
Служить, защищать, отводить от неверного решения – так учит ее гвардия - умереть за королевское дело. Отчего ее неверный капитан пренебрег своей верностью и честью, уступив безрассудству, зачем вознамерился подло убить Даоариаса, когда это шло наперекор всему?
Теперь уже неважно – приговор она вынесла.
- Тогда как нам совершить правосудие? Он должен ответь за свое убийство. – <em>За убийство моего сына.</em> – Быть может, нанять наемников?.. Не для убийства, для захвата, - поправилась она.
- Нет, моя принцесса,- покачал головой Дельвин. В его глазах цвета яркого моря отразилось другое море, темное, звездное, манящие. Ветер продолжал буйствовать. – Не каждый наемник справится с ним, пусть будет их и несколько, тем более вы хотите его пленить. Аггриг не сдастся ни в коем случае, пока способен держать еще меч, и, схватив его живым, что трудно сделать, им придется вдобавок доставить его до вас. Дорога долгая: он сумеет как-то ухитриться выбраться. Необходимо что-то другое. Необходима небольшая подлость.
Дельвин притягательно искривил губы в улыбке. Краска показалась на ее щеках.
- И что же вы надумали, - чопорно произнесла Селестия, не желая, чтобы этот красавец вот так догадался о ее чувствах.
- Предоставьте его мне, - с легкой застенчивостью склонил голову Дельвин. – Мне всего-то нужно немного золотишка, книга “Семь первородных. И грех, совративший их” из запретных архивов, информация, где находится Ораздвин Трижды Канувший и… реликвия, лоскут плаща Скитальца.
- Зачем вам все это? - недоуменно вопросила она. – Допустим, золото, но остальное, каким способом поможет найти и схватить Аггрига?
Ее любимый капитан может и не объяснять, пускай попросит еще раз – и она отдаст ему все… и себя в придачу. Краска и не думала спадать.
- Ораздвин Трижды Канувший был другом моего деда, и он осведомлен о севере лучше большинства самих северян. Если Аггриг там, он поможет сыскать его, будь тот хоть в самых глубинах ледовых земель, - пояснял он, будто с книги считывая, она тем временем созерцала его прекрасное юное тело, - книга из запретных архивов и лоскут плаща смогут умаслить Высших, на случай того, если мое приключение не увенчается успехом. Они-то найдут его прежде, чем успеет возникнуть мысль.
Да, нежеланно прощаться с реликвией и одной из важнейших книг ради предателя; сколько сил на него потрачено и сколько потратится к тому же.
Изящные шпинели в глазах принцессы пылали темно-розовой страстью, помыслы о цветке несущем любовь досаждали ей. Скоро воля принцессы ослабнет, и Селестии придется нарушить его обет за него.
- Да будет так. Разрешение вы получите на все это от меня лично, как только заря начнется заниматься, информацию о Ораздвине получите от лорда Шада в угодный вам момент. – Тут она вспомнила, увидев замысловатую мордочку Дельвина. – Нет. Я сама ее сообщу вам. Когда вы будете готовы отправиться?
“Не покидай меня, прошу тебя. Останься со мной на все дни и ночи. Я с таким нетерпением жду каждый момент нашей встречи”, - хотела бы сказать взрослая кобылка, и хотела бы взрослая кобылка вручить ему один чудесный лепесток, да, вспомнив кто она такая и что будет, коль такая новость получит огласку в момент, когда вся Эквестрия считает, что она узурпатор, - принцесса Селестия удавила греховное желание.
- Как оправлюсь, на следующий день, и примусь за дело. Займет оно с дня тря, хотя насчет Трижды Канувшего точно не знаю – может, он находится прямо в Запредельных землях, найти его не составит труда, – его на Севере знавал каждый предводитель клана. Единственно что – Север огромен, а Ораздвин подолгу нигде не задерживается. Так что за один, два месяца управлюсь.
Ветер поднялся, словно воздушный титан, срывающий с себя оковы. Ее волшебная грива соприкоснулась с его; небесные волокна ее благородного капитана, готового пойти на столь опасные поиски, за честь, за нее, ласково прошлись по ее стеснительной щечке несколько раз. Пламя любви и одурманивающий огонь страсти заполыхали мгновенно оба, сразу же, как она почувствовала всегда прекрасную гриву любимого. Тем не менее, не иначе вмешательством Нэрии или Скитальца, на ее пламя и огонь вылили целое озеро ледяной воды. Дельвин закончил и она грустно ответила:
- Вы имеете право на посещение сира Даоариаса и без моего разрешения, однако… Раз вы того захотели: я даю вам его.
- И. Можно осмотреть поместье сира Даоариаса, в том числе один из двух его арсеналов. В тайне, - незамедлительно дополнил он.
- Ни в коем разе – его дом. Разрешу в том случае… - Ее язык попал в заросли терна, мысли окунулись в омут горя несчастной кобылки.
Селестия, безвольно болтающаяся в водах горя, не заметила, как ушел ее капитан – обычно она ни упускала из виду каждое его движение, ни разу не пропускала мимо ушей его слова. Ее пронзали стрелы печали, от которых нельзя увернуться, секли тонкие и жесткие кнуты скорби по ее сердцу. По невозможной мечте.
Дельвин, наверно, пытался пробудить свою принцессу от внезапного забвения, но его слова не преодолели эту стену; скорее возможно он увидел слезы женщины и теперь презирает свою принцессу. Тот, кто правит королевством, не должен плакать из-за одного рыцаря, даже за члена семьи не стоит лить горестные слезы, которые могут навредить подданным, навредить государству. Но Даоариас для нее не какой-то там рыцарь, он для нее все равно что родное дитя.
И дитя ее, преодолев столько страданий, скончается все равно…
Тусклые свечи – одна возле койки умирающего, другая на столе у лучшего лекаря во всем королевстве (и самого загребущего во всем королевстве) – освещают наскоро построенную лечебницу, из-за вероятности распространения этой заразы. Хиленький, морщинистый, с покрашенной в ореховый цвет гривой лекарь не сразу впустил принцессу, он сразу же закрыл за собой дверь, порылся у себя и, снова открыв дверь, вручил ей небольшую чарку приятно пахнущей жидкости со словами: “Возможность распространения подтвердилась: кровь больного, попадая на открытую рану, ажно совсем не заметную, заражает другого. И неизвестно, какие способы распространения существуют помимо этой”.
Задав вопрос, каким способом он это узнал, тот ответил: “Моя кошка лазила тут, вот и получила заражение. Когда она стала вопить, не смолкая ни на секунду, я заподозрил именно эту хворь, вызванную пока что не выявленным ядом. Осмотрел, обнаружились следы от когтей, мелкие ранки. Провел опыт на уличной собаке, предположение подтвердилось. Пришлось рискнуть также мне самому и нескольким добровольцам, когда у меня появилась идея, каким способом уменьшить риск заражения. Так что этот эликсир спасает не наверняка, однако, никакая болезнь не проникнет вам через кровь. Да, оно ослабляет контроль магии, и я вам не советую пользоваться ею сегодняшней ночью”, - заключил лекарь и вернулся за рабочий стол.
Селестия взглянула на ввалившиеся поблекшие глаза неродного ребенка, нашедшегося волей богов ею, а не собаками. Голый череп виднелся под тонкой кожей, челюсть была сильно сжата, и выступала она пугающе, вместо крыльев гниющие обрубки, на ногах и теле гниющие язвы. Даоариас бормотал, глядя на нее так, будто она действительно была его матерью, родной матерью - к сожалению, на самом деле он не знал, что она считает его своим сыном. Правда, не знала и сама Селестия, что считает его своим сыном.
Обнаружив несчастное дитя, Селестия приютила его у одной из фрейлин, сейчас давно умершей близкой подруге. Из-за проблем того времени навещала сорванца она редко, зато каждый визит сопровождался для нее радостью, для него подарками и поцелуями. Через два года ее подруга разрешилась четверней, и у обретшего счастье мальчонки появились братья и сестры.
Со временем проблем становилось все больше, тяга к нему все меньше. Крепыш с каждым годом непомерно рос и в росте и в силе, с каждым годом ему уделяли внимания все меньше.
На четвертый год Даоариас, не осознавая свою силищу - как для взрослого пегаса, так и для взрослого земнопони – начал порой доставлять хлопоты подруге, синяки ее детям. На шестой год, волей Стиодэфа, он взмахом крыла сломал череп старшему ее подруге – и она - со злобы ли или случай венной всему, что произошло убийство – упросила ее отдать это чудовище кому-нибудь другому.
“Ему пора бы уже быть на подачках у рыцаря. Еще два года назад: милостивая подруга моя, ты давненько перестала заходить ко мне, понимаю, время нелегкое и у тебя нет времени – напоминаю, что этот монстр создан для войны. Отправь его к рыцарю, способному защитить самого себя от такого подопечного”, - давно завершила этими словами ее подруга свою последнюю речь, прямо на ушах у потерявшего счастье жеребенка. Больше подругу она не видела – та, вроде как, бросила наследство, детей и мужа и ушла неизвестным направлением.
Отдала Даоариаса она сильнейшему рыцарю, Аэтию Бладу. Тот единорог, но обращался с мечом в специальных захватах не хуже, чем любой другой рыцарь земнопони, к тому же, будучи сперва рыцарем единорогом, он контролировал оружие магией паче всех, никто не был способен сбить его с контроля, а в завершении он и магом был неплохим. Аэтий Блад, один на десять тысяч, обладал способностью одновременно контролировать клинок и использовать магию, мало того, не низкого уровня, а выше среднего. Старый рыцарь мог научить Даоариаса правильно сражаться в ближнем бою, защищаться, дабы не погибнуть от единственно взмаха клинком, использовать рунную магию оружия, обеспечить поддержку во время первых полетов; мог научить манерам рыцаря, управлять собственной силой, поддержать, когда мир покажется враждебным. Старый рыцарь мог дать все, что дал бы любящий отец и легендарный наставник.
Аэтий Блад был и до сих пор считается легендой, одним из сильнейших рыцарей, когда-либо существовавших во времени. Селестия отдала одно чудо другому, ошибки быть не могло.
И все же она просчиталась, рано убрала шпиона. В один из давних дней легенда исчезла, словно туман днем, вместе со своим учеником, могущего затмить всех, могущего стать выше, чем сама легенда. Спустя века, вернулся один Даоариас, полностью изменившийся – в облике, нраве, силе. Даоариас стался в корень другим, тело и то едва сохранилось, оставив всего пару признаков от прежнего него. И на вопросы - почему не состарился, где пропадал, жив ли сир Аэтий, при каких обстоятельствах появилась твоя отметка – лишь выругался.
В тот день она впервые увидела его отметку… и, наконец, узрела, в кого превратился тот сорванец.
Селестия нашла его, взяла под крыло, шептала на ухо лживые слова, что она его мать, пока тот был еще в колыбели… продолжила их и когда он подрос… и продолжала бы, если б тот охотнее ушел под опеку Аэтию. Но слова, что он не оставит свою мать никогда, обрушили ее со сцены лицедея. Скорая правда убила в нем мальчика и пробудила грозного мужа.
Запоздалая правда открыла ей глаза. “Чувствами играть нельзя, - говорила за нее правда, - подыскать для него родителей – и все. Охота было побыть матерью, – было нужно ею быть до конца”.
Изо рта показалась струйка крови, из язвы на боку прыснул гной. Умирающий издал продолжительный стон. <em>“Нет, я не отдам его тело Высшим, обещание не стоит того,</em> - решилась она, - <em>он умрет лордом”.</em>
- Вы можете избавить его от страданий? И завершить свое исследование? - спросила она, сдерживая слезы.
Лекарь повернулся к ней и задумчиво ответил:
- Кажется… Да, могу. Вот только…
- Хорошо. Сделайте то, что вам необходимо, и тотчас окажите последнюю милость.
- Как прикажет ваше высочество, - тряхнул головой он.
- Тело отдайте Белым Сестрам, а они пусть ожидают моих распоряжений, - сказала она и захлопнула за собой дверь карантина, где терзался и умирал ее первый и последний ребенок.
Princess Luna royal mlp art Princess Celestia Teranen artist my little pony фэндомы
Lunas night out
"What Luna does when others are sleeping?
Having awesome bubble bath party with rubber ducks of course!"
by teranen
mlp песочница mlp фанфик Princess Luna royal Время любви my little pony фэндомы
Глава одиннадцатая: Возникшие вопросы
Гигантская волна ударила в голову, вышибив весь его дух, жила на шее пламенно запульсировала; глаза впечатлено воззрились на изменяющийся мир, руки беспомощно ринулись к ним, оставляя призрачный след.
Неон плавно упал на пол. Висящая наверху люстра бешено закрутилась, под потолком задвигались змеи, раздувая его, стены, решив не отставать, начали смыкаться. Миг спустя он вновь упал, теперь на потолок. Но на нем ему не успелось полежать: как только он упал, стены смежились, а верх и низ взорвались.
Буря красок. Повсюду точеные геометрические фигуры и единственная дорога вперед, вокруг которой эти самые фигуры и краски закручивались. Арки, треугольники, квадраты, ромбы, круги, многоугольники… чего только нет, даже боль есть. Нет, не физическая, психологическая, такая яркая и привычная, из-за осознания. Из-за осознания всего: жизни, смерти, переплетений того и другого, мгновения, когда оно есть мгновение, и мгновения, когда оно целая вечность. Эта боль такая же часть его, как и он этого мира.
“Единство”, - вспомнилось ему. Он един: един с самим собой, един с миром и его параллелями - и все едино. Да, именно так. Но когда он это осознал? Вчера, год, тысячу лет, десять тысяч лет назад… или прошла уже вечность? Он никак не может вспомнить.
И вот наконец Неон дождался. Раздробленный мир соединился, образовав для него нечто прекрасное и дорогое.
- Живой. Но мертвый внутри, - вздохнул теплый, нежный голос.
- Я… так долго, - только и выдохнул он.
Ощутив теплое прикосновение, Неон опять услышал голос:
- Долго. И глупо. Куда все ушло?
После этих слов Неон почувствовал горечь, несравнимую ни с какой физической болью. Как же болезненно осознание.
- Я тебе покажу, - с любовью утешил его голос.
И показал он, честно, без иллюзий. Всю бессмысленность, скитания, опустошенность, ненужную жестокость, страдания и глупость слез; наравне с этим и счастье, восторг, любовь и жизнь как венец одного из прекрасного. Неон понял, что его любят и желают ему счастья, однако и ждут от него отдачи – в улыбке, любви, жизни, свершениях. Ты любим, и ты люби. Как проста сея мысль, и как долго приходится времени на ее осознание. Она есть с начала, но теряется по неосознанности.
Многое теряется и забывается, однако немногие хотя бы понимают это, и еще меньше пытаются вновь приобрести. Сам Неон если и понимал что-то, то пытался не обращать внимания. Теперь все забытое перед ним, и ему поневоле приходиться его понимать. Как жестока правда… впрочем, она честна, и она же помогает разуму покорять новые восходы.
- Пойми свою суть, - послышался тот же голос. - Постарайся жить, принося любовь себе и другим.
Неон не нашелся с ответом, хотя ему надобности не было: ощущение того теплого голоса пропало, новый прекрасный мир быстро угасал, а немного погодя он сам провалился в нечто.
Реальность разбита на осколки – попробуй собери; в голове мысли – звучат, как люди; ощущения странные – себя он не сознает, но сознание – да. “Некоторым может показаться, будто вечность прошла”, - отчетливо прозвучала мысль. Вечность, может, пусть прошла, но где и кто он или она - ни черта неясно. Он или она вроде есть, жизнь чувствуется, вот только, что произошло - опять же ни черта неясно.
Осколки соединились, и реальность стала собранной, словно ничего не содеялось. Верх такой чудный – ярко-зеленый и с образами чего-то, красивый, как живописная картина. Голова повернулась вправо: стена тоже зеленая, вся блестит, как сосулька в солнечный день; теперь влево: изумрудный цвет сияет, кровать, на ней дышит жизнь, чудесная и дорогая. “Ей необходимо тепло”, - пояснила мысль, - “забота, помощь. А тем и себе поможешь”. “Луна. Кажется, она именовала себя “Луна””, - добавила другая мысль. Ей нужно тепло, и ему тоже. Ты любим, и ты люби.
“Ааааа”, - выдохнул Неон, став на ноги. Его переполняла жизнь, сотрясая тело – он невероятно счастлив, - настолько счастлив, что улыбка на его лице буквально окаменела, хоть молотом бей. За глазами яркий красочный свет и волшебная мозаика, с открытыми родная комната и девушка, принцесса Луна - одинокая, хворая, слабая, сломленная, почитай без жизни. Неон непременно вернет принцессу Луну к жизни. Он не совсем понимал, зачем ему это надо, но что-то говорило сделать именно так.
Неон подошел к изголовью кровати. Хрупкая, с изящными чертами мордочки, глубокими глазами цвета сапфирного моря и телом грации – она действительно вылитая принцесса. Красавица, и все тут. Одно лишь портило ее красу – отсутствие крыла, она стала калекой. И, думать не надо, по его вине: напился, будто какой-то пропойца, и давай ей выкладывать, что на душе лежит - понятно, почему Луна сбежала в неизведанный ей мир. Там на нее свалилось злоключение, она повредило крыло, и какой-то благодетель, обнаружив экое диво, решил стать ее щитом и припаркой. Кормил, поил – если так можно сказать по виду ее выпирающих костей – лечил и ухаживал, заботился. Но, видимо, забота была и другой, или еще какая причина, раз она от него сбежала, как и от него самого.
Заявилась, словно гром среди ночи, и стояла, пока Неон ее не увидел, следом тотчас же упала. Грязная была, никак в грязи искупалась, прежде чем к нему наведаться, а глаза просто пылали, и рог ее чуточку искрился. Сбежавшая принцесса прибежала обратно к своему рыцарю на белом коне – ясное дело, что Луна Неона за такого не считает, просто ей больше не к кому. Отвернуться он не мог и не замечать тоже, и пришлось ему за ней хлопотать: отмыть всю грязь (ох, сколько ее было), уложить в кровать и следить за ней, как бы что не случилось. Сутки уже прошли, а Луна все глаза не открывает, хоть бы писк какой издала. Да нет!
Жалко ее, точнее, ему не хочется, чтобы она умерла в его доме – куда труп девать. Всякий удивится такой находке, и Неон из их числа. Поначалу глазам не поверил, думал, галлюцинации, и тут эта навязчивая галлюцинация заговорила, мол, нет, не уйду; спустя время он все же убедился, что все наяву. Когда эта не галлюцинация пропала, он уж подумал, что свихнулся, но потом понял, что она тайком ушла. Жизнь пошла прежним шагом, одинокая жизнь. Неон даже начал скучать по своей незваной гостье. И вот снова она, принесшая ему заботы. К счастью ли, к сожалению ли, но принцесса Луна снова здесь.
Осторожно приложив ладонь к ее лбу, он ощутил тот же жар, что стоял сутки. Что ему с ним делать? Неон не врач, Луна – не обычный пациент, и у нее не обычная болезнь. Луна сказала, что она из Эквестрии – вот туда ей и нужно, однако она сама неведомым способом попала сюда и, точно, не ведает, как ей вернуться назад, в Эквестрию, ее родной дом.
“Ее б накормить хорошенько, - подумал Неон, приподняв два толстых одеяла, - вон как кости торчат”.
- Нечего было сбегать, - упрекнул он Луну. – Подумать можно, будто ты никогда не видела изрядно выпевшего человека. Скажи мне, каким образом умудрилась попасть в передрягу ты – существо, обладающее магией?
Она не ответила.
- Быть может, какой-то человек или группа людей напали на нее? – стал рассуждать вслух Неон, присев на кромку кровати. – Нет, слишком сомнительно: она наверняка не дура, чтобы разгуливать по улице, да магия у нее в помощи. Летала, - сообразил он, - темной ночью и высоко над всеми – значит, упала. И, видать, не слабо. Интересно, кто ее обиходил весь прошедший месяц? – Он взглянул на ее мордочку, надеясь увидеть открытые глаза, но увидел искаженную болью гримасу. – Поправляйся, - искренне пожелал Луне Неон.
Надежда есть – стало быть, не все потеряно.
Ему пришлось уволиться: Неон не стал оставлять больную одну, которая, коли очнется, может снова сбежать. Нелегко было прийти к такому решению, тем не менее, будет хуже, если она погибнет или ее поймают. Пусть принцесса Луна значит для него не больше, чем обычный знакомый, ее гибель не желательна, вдобавок он к ней чуточку привязался. Деньги пока что есть, он их копил, жить можно, а когда принцесса Луна станет здоровой настолько, чтобы пользоваться магией и возвратится в свою Эквестрию, вернет ему сполна.
Неон встал с кровати и пригладил ее вспотевшую гриву.
Когда стояла светлая ночь и полная луна освещала город, Неон находился возле больной Луны, обильно потевшей и дышащей жаром. Что-то не давало ему покоя. Не страх ли это? На этот счет Неон ничего не мог сказать – ему всего-навсего неспокойно; он проснулся посреди ночи, услышав чьи-то горячие вздохи, встал с постели, уложенной на полу рядом с больной, и, подойдя к ней, уставился, словно увидел нечто невозможное. “Она дышит, исполнена жизнью”, - дошло до него. Казалось бы, на этом все – и тут принцесса Луна едва приоткрыла глаза.
Сердце Неона чуть не разорвалось от счастья, переполнившего его, уже второй раз за короткое время. Казалось бы, что тут-то уж все - и Луна еще раз ниспровергла домысел, слабо буркнув то ли “Ких”, то ли “Киэ”.
Не думая, он сбегал на кухню и принес ей стакан воды.
- Осторожно, - сказал Неон, не менее осторожно, приподняв ее мордочку одной рукой, другой вливал в ее горло воду. Несколько струек воды пробежали мимо. – Как себя чувствуешь? – спросил он, не сразу поняв глупости вопроса. – Можешь сказать еще хоть что-нибудь? - с надеждой в голосе произнес он.
Ее ответом было молчание, говорившее о том, что Луну вновь захватил горячечный сон.
Сон больше к нему не шел, и Неон всю ночь провел занятый мыслью: “Зачем мне она?” Без злополучной принцессы Луны его жизнь осталась бы мирной и с работой - живи да радуйся, с ней – одно лишь волнение. Однако выбора ему не дали. На тебе принцессу в руки, корми ее, смотри за ней, обеспечивай всем необходимым и, если что, угождай. Угождать, правда, ему пока еще не представилось - судя по давней встрече, принцесса Луна скромная девица, злого слова не скажет. Хоть это хорошо.
Возможность ее чрезмерной величественности казалось ему паршивой – навряд ли Неон тогда бы смог ее вынести. В таком случае, скорее, он бы ее вышвырнул, и нет разницы, погибла бы она или ее поймали, или по крайней мере сделал на этом условие.
“Да, хорошо”, - согласился он с самим собой, тихонько поя ее сладкой водой. Глаза слегка открыты, взор туманен, губы еле двигаются – вот и вся ее поправка, - довольно значительная, если сравнивать с прошлым днем. Иногда с ее губ срывается одно слово, имя, принадлежащее ее спасителю, и ее неясный взор видит перед собой как будто этого спасителя, а не Неона, часами стоящего над ней.
- Кир, - прошелестела Луна на следующий день, когда ее слова обрели силу. – Кир… - Дальше он услышал слова на незнакомом ему языке, смешанном вперемежку звонкими и глухими звуками, потом снова “Кир, мы вместе...”, “Кир, когда-нибудь…”, “Кир, ты мне…”
- Кир, - повторил Неон за ней, рассчитывая услышать пояснения на родном языке. Ответ был таким же, как его слово, и он отправил следующую ложку с жидкой кашицей ей в рот. – Немногословно ты стала.
На его замечание Луна ответила вопросом:
- Кир?
“Неужто она надо мной глумится?”
- Кир, - следом добавила она, окончательно закрыв глаза, и тем его предположение развеялось.
Наутро четвертого дня после пробуждения Луны Неон, как всегда, стоял над больной с тарелкой жидкой каши, и взгляд оной непонимающе воззрился на него. “Она меня не узнает?” – подумалось ему, но непонимание сменилось обидой. - “Или не хочет меня узнавать”. Будто бы он виноват в трагедии, а не она сама, тайком ускользнувшая и подвергшая себя удару.
- Не я виноват в случившемся, - как бы оправдываясь, произнес Неон. Сев на стульчик рядом с кроватью, он протянул ей ложку кашицы. Луна бросила на него недовольный взгляд, но рот открыла. – Зачем ты сбежала? Я тебе ничего не сделал. – “Только напился и проплакался”, - добавил про себя он.
Молчание. Только недовольное молчание было ее ответом. Чем она недовольна, - тем, что она ожидала увидеть своего Кира? Разве Неон не заслужил хотя бы слова благодарности?
- Кто такой Кир, твой спаситель?
Молчание.
- Это он обработал и зашил твою… рану?
Молчание.
- Расскажешь мне своем спасителе?
Молчание. Молчание. Молчание. Молчание. И опять чертово молчание. На все его вопросы ответ един. Неону даже сдается, что она откусила себе язык, лишь бы ему и слова не сказать. Он проверил: протянул правую руку, сжал нижнюю челюсть и левая приподняла верхнюю – язык есть. На сею дерзкую выходку Луна удостоила его самым недовольным и презрительным взглядом. Однако и тут он от нее и слова не услыхал.
Рассердившись на ее притворную глухоту, Неон встал, сходил на кухню, взял остатки виски, вернулся и, усевшись перед ней, стал пить назло ей. Раз не хочет ничего говорить, вот ей! Она смотрела на него, как на врага – взгляд злобный, ничего не скажешь – лоб хмурился, глаза сузились, губы дрожали, желая что-то сказать, - и таки они это сделали:
- Дурак. – Произнесла она слабо, он мог ничего и не услышать, коли б не заметил движения ее тонких губ.
- Неужели! – воскликнул Неон. – Заговорила! Да как: разве принцессе подобают такие словечки?
Он поставил бутылку на пол.
- Почему ты…
- Мне трудно говорить, - тихо молвила Луна, - принесите воды.
Ему стало стыдно после ее слов, и он послушно исполнил просьбу. Пила она жадно и, прежде чем продолжить, выпила еще три стакана.
- Мне трудно говорить, - повторила она. – Давайте… потом.
Все. Больше Луна ничего не выдавила. Неону, как бы ему не хотелось, придется подождать – не утруждать же больную, которой и так тяжко.
И он ждал. Долго ждал. Этим днем она съела еще одну тарелку каши, приправленной зеленью, и выпила порядка десяти стаканов воды; вечером тонко намекнула на скуку – тонко, почти сам вечер ушел на разумение Неона, оставшееся время он потратил за чтением фэнтэзийной книги, третей по счету – две другие не пришлись ей по вкусу. Новый день весьма удался: у Луны наконец-то спал жар, она съела целых две тарелки густой каши с луком и морковкой, выпила все также уйму воды, улыбнулась и проронила пару слов: “Почему главные герои обязательно сильные… или добрые, почему их то и дело спасают, а они то и дело одерживают верх?” Ответ у него давно был: “В жизни много горестей, безусловно, и много светлого. Но горести порой затмевают свет. И некоторые ищут в книгах как раз утерянный свет, дабы развеять тьму. Хотя мне по душе именно приключения”. Закончил Неон с улыбкой, поддержанной улыбкой Луны.
Следующие два дня были серыми, как тучи в неясный день. Сначала Луна отказалась от каши, потом от воды, и лишь вечером смогла что-то закинуть в себя. Неону поначалу было по боку, а когда он увидел ее плачущую навзрыд, у него внутри что-то сжалось. “Что с тобой?” – услышав его слова, она зарылась с головой под одеяла, и ее всхлипы ничуть не стали тише. Притихла плачущая принцесса к утру следующего дня, заработав себе два красных зияющих провала на изможденной мордочке, и скрывала полученное от Неона, пока он, наконец, не стянул с ее мордочки одеяла. “Не прячь. Мне все равно”, - сказал он ей тогда, на что она, по виду, с чего-то вдруг обиделась. Ее расстроенный вид прижал его грузом. Неон извинился, и надутые щечки Луны спали.
Восьмой день после пробуждения Луны на поверку оказался хорошим. Погода была ненастной, дождь барабанил по крыше. Луна, увидев перед собой Неона с очередной порцией каши, посмотрела на него печальными, полными слез глазами и проговорила жалобным голосом: “Оставьте меня, прошу вас”. Он не стал препираться и провел день вплоть до вечера в ненамного большей комнате, чем маленькая кухня, сыграв с собой в карты и остатки времени проведя в размышлениях, в которых пришел к выводу, что принцесса горюет о потере крыла и, возможно, неприятном случае, заставившем уйти из под крыши своего спасителя. В размышлениях он заснул и, к удивлению, проснулся точно вечером. Подогрев кашу и сам подхарчившись, Неон принес Луне здорово наваленной каши тарелку. “Мое излюбленное блюду”, - сказала она, бросив взгляд на овсянку. - “Как вы догадались, что я до безумия люблю кашу?” “Не привередничай”, - не принял шутки он и пояснил: “Жуешь ты с трудом, а до этого вообще зубами не шевелила. Я мог бы поить тебя медом, но тогда у меня деньги выйдут еще до начала нового месяца”. И она съела все подчистую, присовокупив: “Я благодарна вам. И готова потолковать с вами завтра. Давайте завтра”.
Завтра. Ночь тянулась нестерпимо медленно. Завтра Луна ему расскажет все - о побеге, потере крыла, своем спасителе, - все, о чем он только ни спросит. И о самом важном, каким образом она очутилась в ином для нее мире – самом важном для Неона. Луна здесь гость, а время гостей подходит к концу: нельзя же навечно застыть в другом мире - как же ее семья, родные и близкие, притом она принцесса, у нее должен быть долг и есть подданные, о которых ей нужно думать. К тому же, он не может ее вечно содержать у себя и вечно скрывать, рано или поздно ее кто-нибудь да заметит, рано или поздно все всплывет на поверхность, и ему воздастся. Ей в свой черед, даже гораздо сильнее: непостижимая уму находка поразит мир настолько, что перевернет его, вернее, возвысит и растянет – есть не только бесконечные параллельные измерения, но и совершенно новые, и они пересекаются, пускай хоть тонко. А для открытий потребуется она, обладающая магия и иномирица, над ней проведут опыты, жестокие, он не сомневается, после которых Луна будет едва жива, если вообще будет, или будет жить в другом роде.
Тут отвернуться Неон не сможет, и глаза закрыть, и плюнуть не выйдет. Решить вопрос – единственный выход. Но как? Она зашла сюда из другой двери, и что, втолкнуть обратно не получится, вытолкнуть в еще какую-нибудь тоже нет. Доступные пути ему неизвестны – стало быть, их нужно узнать. В первую голову следует разобраться, как она попала сюда, дальше видно будет.
Ночь, ковылявшая будто старуха, в конце концов уступила дню – не столько знатному, сколько занимательному, хотя, вернее сказать, того и другого в нем поровну. Неон не смог уснуть, однако встал с постели с улыбкой и намерением отблагодарить Луну. Он, влекомый благодарностью, мигом оделся, купил все нужное в ближайшем магазине и вернулся, забрызганный снизу грязью – дождь оставил свои следы, - но с тем же настроем.
Когда принцесса Луна открыла глаза, приготовление к разговору с ней было закончено, и оно только ждало человека и аликорна. До боли худая, с впалыми щеками, буйной растрепанной гривой, непонимающей мордочкой, она, в данный момент не очень походившая на принцессу, глупо уставилась на Неона, нависшего над ней.
- А? – вопросительно зевнула она, прикрывая рот одеялом.
- Ты намекнула мне, что овсянка у тебя в печенках сидит. Я приготовил тебе пир, - промолвил он и добавил: - Очень скромный. Ты сможешь сидеть за столом, на стуле?
Принцесса кивнула.
- Пир. Очень кстати. Жаль, у меня нет подобающего наряда.
- Вы носите одежду? – удивился Неон, думавший, что в ее Эквестрии живут без нее.
- Да. Все лорды и леди имеют такой обычай. В простонародье мало кто, если на праздник, и то не всегда. Мы – не ваши лошади, коли вы об этом. – Она встала с кровати нетвердыми ногами. Кости и кости да мясцо кое-где с одним крылом – все, что осталось от живой и грациозной Луны, разве что глаза прежние, сияющие сапфиры. – Где?
Неон, ужаснувшийся ее состояния, молча двинулся к кухне. Пир, даже добавив “очень скромный”, было громко сказано: густой суп с капустой, морковное пюре, овощной салат, мягкий хлеб, очищенные от кожуры яблоки и груши, кремовый торт на десерт и бутылка красного вина для нее. Он помог ей устроиться на низеньком стуле.
- Вино? – предложил Неон. Луна кивнула и с помощью него пригубила глоток. – Немного.
- Я не пью, - объяснила она, - лишь изредка для поддержки. – Тем не менее попросила его еще и осушила бокал без остатка. – А вы?
- Не в этот раз. – Необходимо иметь ясный разум, иначе он все забудет. – Может, поешь для начала? А то мне страх глядеть на тебя.
Луна согласно кивнула. Покрасневшая и понурившая взор, она открывала рот, принимая сначала суп, далее половину морковного пюре, овощной салат с хлебом, кусочек торта и запив съеденное бокалом вина. Неон был доволен – глядишь, она скоро поправится.
- Ты хочешь вернуться домой? - начал Неон, усевшись напротив нее. Луна коротко кивнула и он продолжил: - Тогда расскажи мне, как ты попала сюда, и расскажи, что с тобой произошло. Ты мне уже говорила, что посетила наш мир ради знакомства, обмена знаниями и что, в случае твоего возращения домой, не сможешь сюда вернуться. – Он помолчал, пристально оглядев ее скелет, дабы убедиться в своих дальнейших словах. – Я, так понимаю, ты сама не знаешь, каким способом возвратиться, иначе бы давно это сделала.
- Не знаю, - горько согласилась Луна. – Вы правы: я много не знаю. Однако знаю без сомнения: двери дома для меня закрыты. – Неон хотел утешить ее, но она ему не позволила. – Ошибка… еще одна ошибка, которую я совершила… по неведенью.
В уголках ее глаз наворачивались слезы, и Луна поникла. “А когда-то была милой и радостной”, - вспомнилось ему.
- Давай разберемся. – Неон надеется на лучшее, на избавление его проблемы, Луны. – Ну же.
Принцесса Луна подняла голову – в ее глазах больше не было слез.
- В Эквестрии я скучала. – Ее голос оказался неожиданно твердым. – Все-таки я – Младшая принцесса, тень своей дражайшей сестры. Не подумайте, я люблю ее, - сразу оправдалась она. – Моя сестра добра, берет на себя всю ответственность короны и власть дня, я же – хранительница ночи и занимаюсь мелкими бумаги, когда моей сестры либо нет, либо она слишком занята. Провожу дни и ночи во дворце и окрестностях города. Меня заела тоска, - ее голосок едва заметно дрогнул. – Мне были нужны приключения, а не пергамент и чернила, запахи природы и магии, а не духов и масла, звуки необъятного океана и рокот морей, а не плеск опостылевших водопадов и чириканья леди, чувства открытий и древних тайн, забытых в эпохах. Приключения.
“А мне бы понравилось жить во дворце и слушать плеск водопадов”, - подумалось ему.
- И ты прыгнула в портал, закрытый во тьме на семь замков?
Луна недовольно покачала головой.
- У вас не то представление о магии. Магия имеет силу и вес; портал – сосредоточие колоссального количества необузданной магии, которое своей тяжестью и силой разрывает время и пространство. – “Точь в точь черные дыры”, - отметил про себя он. – Такая магия подвластна лишь богам и… легендарным созданиям.
- Легендарным созданиям? – недоуменно повторил Неон.
- Существа, действительность которых под сомнением, - объясняла Луна, - Праотцы, древнейшие драконы-боги, давшие жизнь нашей земле и защищавшие ее до последней толики магии. Басни это, - фыркнула она скорее как девочка, чем взрослая женщина.
- Что так? – не сдержал смеха он.
- В преданиях пишется, - щеки Луны запылали, - что семя Праотцов дало жизнь первому разумному роду, драконам, и упоминается, что они были бесполы. Каким же способом они заимели жизнь? Откуда взялось семя?
- А что с богами? Ты помянула и их.
- Бог, в моем мире, тот, который обрел могущество – им может стать любой, только обрети силу. – Она призадумалась. – “И станут дети Праотцам подражать, и помрачит их разум сила эта, и станут дети отцов своих клясть за их слабость. Да возьмут они себе имя бога”, - процитировала она и заключила: - Единственная правда в сказаниях, - и та лишь наполовину. Все боги, что существовали, не называли себя таковым: сан бога им дался от народа.
Принцесса Луна умна, хотя ведет себя не по возрасту.
- Ваш мир занимателен: магия, драконы, живые боги, легендарные создания. Только мы уклонились от твоей истории. – Ее недолго радостные глаза сменились грустью. – Что стряслось дальше?
Луна на миг задумалась.
- Я отправилась в библиотеку Кантерлота, в запретные архивы – даже не знаю, почему меня посетила столь глупая мысль, раз я хотела скрыться от глаз своей сестры. Может, я подумала, что мне стоит захватить с собой пару пыльных книг и свитков, может, надумала оставить послание любимой сестре в качестве шутки, тем не менее я там скоро оказалась, среди забытых книг, писаний, свиток и хроник – слов, что перестали звучать вслух. – Ее глубоко впавшие вглубь сапфиры было загорелись и тут же потухли. Неон слушал предельно внимательно, стараясь разобраться. – Я нашла свиток, лежащий не там, где ему было положено, на кипе книг о Веке Скорби. Быть может, этот свиток кто-то читал до меня и пытался раскрыть его секрет. Я не предала этому значения и, видно, зря. Свиток заключал в себе заклинание, написанное на языке эпохи Века Скорби. Язык сей мне хорошо знаком. - Луна погрузилась в размышления, и Неону пришлось вернуть ее из их власти. - Прошу меня простить. Мне скудно помниться, о чем заклинание. Момент тот, словно вырвали из моей памяти.
“Хуже некуда”, - думалось Неону. - “Она не помнит столь важный момент. И как же я намерен возвратить принцессу Луну домой, если ей и мне не известно, что забросило ее в мой мир?”
- А могло ли заклинание призвать портал?
- Нет. Портал бы разрушил и Кантерлот, и замки на множество лиг. Моя память стерта до вашего дома – я пришла в себя уже здесь.
- И сбежала, - добавил Неон.
- Ничего я не сбежала, - пролепетала она в ответ, хотя ее вид выдавал обратное. - Вы мне запретили показываться на глаза вашей расе, и я не показывалась… полетала вокруг вашего дома - и только. – Ее голос стал тихим, почти печальным. – Моя магия меня подвела, сверх того, ночью, когда она должна быть сильнее всего. Я сверзилась с неба, вглубь леса.
- Леса? Далеко же ты тогда залетела. Мой дом не близь леса.
- Наверное, меня унесло… я забываюсь во время полета, притом произошел сбой магии, сковавший меня болью. Очнулась я в доме другого человека. – Луна сжала челюсти, и ее скулы чуть не пронзили тонкую кожу, заставив Неона поморщиться. – У меня было раздроблено правое крыло, потеряна магия и множество ушибов и ссадин. Мое сознание прибывало во тьме, так что я не помню, как отсекли, - она горько запнулась, - ненужную меня часть.
Принцесса Луна дрожала, будто испуганная маленькая девочка, робко смотря своими сапфирами на изумруды Неона. С легкой красной на щеках, красивыми чертами, длинной ночной гривой и трепещущими губами, она была самой что ни на есть испуганной маленькой девочкой. Сердце Неона сжалось.
- Если ты хочешь прервать…
- Ни за что, - с чего-то вдруг вспылила маленькая девочка. – Я должна вам все поведать, и мы должны найти решение сей проблемы.
“Луна рвется домой”, - понял Неон.
- Тогда я жду.
- Тот человек присматривал за мной, пока я не смогла встать с кровати, и продолжил, пока не настал наш с ним разговор. – Луна крепко закрыла глаза словно что-то вспоминая, открыла и закончила: - Меня охватил обжигающий холод, зрение помутнело, я ощутила кровь на своем лице и сделала шаг в сторону того человека. Я упала, и мое сознание упало вместе со мной в колодец непроглядной тьмы.
Еще один сбой магии?
- Получается, тебя подвела магия, во второй раз? Неувязка: у тебя она иссякла, и откуда же сбой?
Луна дотронулась до своего рога – прямого, как копье, и скорее всего такого же острого. Провела по нему, стукнула – раз-два, раз-два – ничего.
- Холодный, - наконец вымолвила она, стукнув по нему напоследок. – Твердый. Теперь бесполезный: я не чувствую в нем магию; при этом моя магия со мной: до сих пор действует заклинание высокой эмпатии. Каждая черта вашего лица отражается в моем сознании словами, и мои отражаются в вашем, пусть вы этого не замечаете.
- Но я же слышу… - не поверял Неон.
- У вас не то представление о магии, - насупилась маленькая девочка. – Вам кажется. Магия может взаимодействовать с телом и стихиями, но не так: ни один единорог не пускает огненный шар из рога, изо рта лед, из глаз молнии, не делает за секунду тело стальным; магия взаимодействует со средой, предметами, с твоим и близкими телами. Я не могла за мгновение изучить ваш язык. У магии есть строгие законы и ограничения.
- Ладно, ладно, - признал он. – Запомню. Как нам быть с твоим положением?
Его вопрос поверг Луну в ступор, заставив ее хорошенько пораздумать.
- Помни я то заклинание, смогла бы изменить его действие. Оно было составлено во времена отчаяния и утраты, когда никто не имел никакую надежду, когда не знали, погибнешь ты от меча, предательства, огня или болезни, когда завтрашний день казался недосягаемым. Все верховные маги Века Скорби стремились либо возвысить своего короля, либо прекратить войну и исправить ошибки своих королей. От Времен Скорби сохранились заклятия, направленные на изменения – “Живая Вода”, “Разложение”, “Воздух, Кровь, Жизнь”, “Пепел и Дым”, “Каменный туман”. Тот свиток содержал… меня забросило в ваш мир, отшибло память, магия истощилась, но действует, я вторично провалилась во тьму. Чего-то не достает. Я ведь и правда словно сквозь время прошла, через границу наших миров, тьма – и сквозь… не сходится. Время тут не играло роли. Так что же?
- Портал? – подсказал Неон.
- Да нет же. Какой портал. – Луна уставилась в потолок, предоставив взгляду Неона свое истощенное горло. – Преграда – граница, сквозь нее. Не удивительно, что моя магия ведет себя так. Представьте себе толщу магической энергии, чужеродной и древней, и я пронизалась сквозь нее, как меч в гору. Моя магия просто сломана, и ее можно починить, как представленный вами меч на кузне.
Эта мысль осветила ее мордочку.
- То заклинание было об изменении времени. Какой-то верховный маг той эпохи жаждал изменить ход событий. Безумно, - просияла она. - Нынешние верховные маги на такое не пойдут. Молоко в жилах будет мешать.
Луна встала со стула и собиралась отправиться в постель, рука Неона остановила ее.
- Следует подумать очень хорошо и очень долго. И мне, и вам.
- Успеем. Ты обещала поведать историю, и забыла назвать имя спасшего тебя человека. Его надо бы поблагодарить, при встрече.
Повернувшись к нему лицом, она нехотя назвала имя:
- Кир. – Луна вздрогнула. – Он добрый. Беспокоился обо мне. Любил лес.
Неон ласково улыбнулся. Луна стояла с опущенной головой, кажется, одолеваемая печалью.
- Я тоже знавал одного Кира, моего доброго друга. – Ему стало плохо, сердце неохотно отозвалось на воспоминание. – Давний друг. Тоже обо всех беспокоился, тоже любил лес. В детстве мы частенько гуляли по лесу, с таким приятным хвойным запахом. Особенно осенью. Красные, желтые, золотистые листья окружали нас и прятали друг от друга.
Неон присел на низенький стул – ноги его не держали.
- Кир любил лес… и сгинул в нем, - тошно произнес он, и глаза Луны округлились.