крошка бель

Глава пятая: Грехи прошлого

Комковатый соломенный тюфяк не давал ему спать, как и стоящие в противоположной стороне в углу миска и кадка с его дерьмом. Миску он поставил туда лишь из-за того, что в нее справил нужду тюремщик, Засранец. Сторожили его двое, Засранец и Хмурый, сменяя друг друга каждые полдня, как он считал – свет от солнца и луны не доходил досюда, он был только от факелов, коих было два. Но один погасил Засранец, остался последний - возле его тюфяка.

Имени тюремщиков он не знал, и поэтому дал каждому прозвище. Засранец – маленький, косматый и цвет его шерстки напоминал отходы Аггрига. Однако прозвал он его так не из-за цвета, а из-за его оскорбительного поведения. Как только наступала его смена, он то и дело докучал Аггригу – то затушит последний факел, то нагадит в его завтрак, то отберет его, а то и вовсе справит на него нужду, пока он спит. Он даже как-то попытался избить его, пока Аггриг еще был прикован цепями к стене, однако капитан был выше его, и как только тот нанес первый удар – он откусил ему ухо – и больше тот не подходил к нему близко.

Хмурый был много лучше него, только все время молчал. Его морда была изуродована оспой, одного глаза не было, на правой щеке большущей шрам, и на горле тоже – настоящее пугало. Но этот хотя бы относится несколько уважительнее, да и когда наставало время его дежурства, он приносил еду, а вернее сказать, помои – но это все же лучше, чем ничего. Помои составляли из себя жидкую овсянку либо пшено с опилками – он их ел, по мере своих сил, но они никак не лезли. Он и так мучился животом, а после подобного кушанья, его вовсе рвало. Он говорил Хмурому помочь ему, но тот в ответ только мычал, и лишь после того, как его вырвало на него, тот принес кувшин. “Это вода, - тогда в надежде прохрипел он – воду редко приносили, и его губы пересохли и потрескались, - вода?” Тот молча протянул ко рту ему запотевший кувшин. Глина приятно холодила кожу. Он открыл рот, и ледяная дурно пахнущая жидкость, напоминавшая сладкое молоко, потекла по его горлу. Струйки стекали по его мордочке. Она обжигала кожу, горло и все его нутро. Но он жадно работал горлом, не обращая никакого внимания на эту жгучую боль, Аггриг остановился только тогда, когда осознал, что все это сейчас выйдет наружу. “Спасибо, - сказал он, поперхнувшись”.  Хмурый широко разверзнул рот, и он увидел, что у него нет языка. Это он смеется, понял Аггриг… и в тот момент его голова закружилась, а вскоре он уснул. 

В тот день ему приснился кошмар. Он сидел в тени на ветхой деревянной скамеечке возле дома, наблюдая за Лианой, которая с маленькими жеребятами радостно прыгала по лучистым лужам. Как она прекрасна: длинная пышная серебряная грива с толикой примесью стали развевалась на ветру, длинные ноги били по лужам, а ее красивые яркие глаза игриво блестели. Он смотрел на нее с самого утра, и с самого утра думал только о ней. Как же он любил свою маленькую сестренку!

 - Братец, пойдем играть, - весело закричала она, скача куда-то вперед.

  - Нет, я сегодня устал, - солгал он. Аггриг, будучи юношей, хотел казаться взрослым, и поэтому мало времени проводил с сестренкой, и много с другими юношами. – В другой раз.

Она подскакала к нему, забрызгав его. Ее губки были надуты.

 - Ну пошли, братик, пошли, - канючила маленькая надоеда. – Ты давно со мной не играл. Я соскучилась по играм с тобой. 

 - Говорю тебе, в другой раз – сегодня я устал.

 - Как ты мог устать, если день только начался.

 - Нет, - еще раз повторил он, но уже строже.

 - Братииик. – Взобравшись на скамейку, она начала упорно спихивать своего брата. Но он как врос в нее. – Ну пошли играть. Я же вижу, что тебе одному скучно. Я не хочу, чтоб ты был одинок.

Большинство жеребят, игравших с ней, смотрели на эту комедию.

 - Да не пойду я, отстань, - прикрикнул он, слегка оттолкнув ее от себя.

Маленькая назойница еще пуще надула губки. А следом и хитро улыбнулась. Лианна прильнула к Аггригу, поцеловала его в губы, и приковала свой чарующий взгляд к его.

Аггриг тут же зарделся. Он не знал, что сказать – поведение сестры смутило его. Она в первый раз проявила свои чувства столь открыто… в губы!

 - Ладно, пошли, надоеда. 

И они прыгали по лужам вместе. Как им было весело! Они вместе, они играют, они счастливы. Если бы он знал… 

Белоснежный стройный юноша с глазами зеленоватого моря мирно проходил, когда его сестренка, сильно оторвавшись от него, окатила этого жеребчика. Тот улыбнулся, она в ответ. Тот достал кинжал, она продолжала улыбаться. Тот располосовал ее горло от уха до уха, но у нее улыбка словно застыла. Аггриг хотел ей помочь, но его ноги сделались каменными, он кричал, он молил о помощи, но стоящие пони поблизости были глухи к его мольбам. Они лишь твердили одни и те же слова: “Почему ты не пошел с ней играть? Почему ты не предотвратил этого? Ты знал, что она собирается уйти с ним. Ты - убийца”. “Я не хотел этого… я правда не знал об этом… правда… правда… правда”, - говорил он им, не сдерживая слез, а те зловеще отвечали: “Ложь. Ты знал”. 

Потом они подошли к нему и принялись рвать его плоть, откусывая кусочек за кусочком, молвя лишь оный ответ.

Очнулся Аггриг весь вспотевший, тяжело глотая воздух, и ничего не видя перед собой.

Кругом стоял не выносимый запах отходов, царила кромешная тьма. Он долго не мог понять, где находится, но вскоре он вспомнил, что заточен в темнице по ложному обвинению.

 - Любимая, за что! – Он все еще не мог поверить, что она его сама заточила сюда. Как она могла уверовать в эту ложь? Он столько раз ей и им твердил, что не стал бы смазывать ядом клинок, однако те лишь просили прекратить свое запирательство и сказать правду. Правду… да, он желал его смерти, но яд оружие женщин – а не мужчин.

Он все-таки уснул тогда, погрузившись в свои мысли, и его тело немного ныло от боли. Живот урчал, но есть было нечего; миска с обгаженными помоями, поди, так и стоит в углу с его кадкой.

 - Есть кто? - кричал он во тьму, - прошу вас, зажгите факел. - Но никто не отвечал – была абсолютная тишина.

Кто мог подставить его, Аггриг не знал, и это не давало ему покоя. Все его тело со временем затекло и ослабело от постоянного лежания и сна. Он спал, просыпался и снова засыпал – все равно больше делать было нечего, только сон да бодрствование. Когда он спал, на него наваливались кошмары – обычно воспоминания, преображенные в настоящий ужас и наполненные кровью. А вот когда бодрствовал, он придавался думам – не менее ужасным, чем его сны. Так что разницы не было, и вскоре он не только потерял счет времени, но и вовсе перестал различать сон и явь. Даже при зажженном факеле. А сейчас это стало окончательно сплошным сном. Сном, от которого нельзя проснуться.

Так в кромешной тьме Аггриг пробыл черт знает сколько времени. Он несколько раз пытался позвать кого-нибудь, но никто не отвечал, никто не приносил ему долгожданные помои. Поэтому он стал больше спать, дабы хоть как-то унять жажду и голод, однако это вредило его рассудку. Сны были один хуже другого, а когда он просыпался, как он считал, он принимался кричать в надежде, что хоть кто-нибудь ответит. И ему отвечала тьма, мертвой тишиной или непонятным шуршанием. А вскоре она и заговорила, преобразившись в смутную тень.

 - Зачем ты смазал ядом клинок? Ты заранее хотел убить сира Даоариаса? – спрашивала тьма.

 - Нет. Я не делал этого. Дайте воды. Прошу вас.

 - Я дам ее тебе, если ты признаешься в содеянном, - сухо промолвил голос. – Еды тоже.

Аггриг чуть приподнялся, пытаясь разглядеть тень. Она лишь немного выделялась от общего темного фона. 

 - Прошу вас, зажгите факел – я ничего не вижу.

 - Ты и не должен что-то видеть, как и есть и пить, впрочем. – Тень приблизилась. Очертания стали боле четкими. – Так ты признаешься в содеянном?

Аггриг промолчал не в силах больше разговаривать, и тень, подождав некоторое время, удалилась в темный проход, захлопнув за собой тяжелую массивную дверь. 

Спустя малое время она появилась вновь с теми же вопросами, и также скоро ушла, не получив от него желаемого. Каждый раз, как она появлялась, Аггриг молил ее о воде, но та отказывала в просьбе, а потом и вовсе перестала обращать на это внимание. Правда продлилось это не долго, и уже через три допроса ему дали целый кувшин прохладной воды. Пил он ее жадно, словно это были последние капли, даже когда он заходил в приступе кашля, он не останавливался. Допив ее, тень отобрала у него кувшин, и, уходя, сказала: ”Лучше раскайся, нельзя так долго хранить грех, братик”. 

 - Прости меня, сестренка, я не хотел. - Аггриг заплакал. - Я не знал!

Вместо слов его сестра захлопнула дверь. Он вытер слезы, свернулся калачиком, крепко смежил глаза, и на него навалился сон, - живой, словно явь.

Он вновь стал юношей, мечтающим поскорее повзрослеть. Он вновь сидел на старой скамеечке, которая была готова вот-вот развалиться. Он вновь наблюдал за своей маленькой сестренкой. Но были и отличия от сотни подобных этому снов: стояла тихая ночь, не было лучистых луж, не было других жеребят, молча стояла лишь его Лианна, держа в зубах нож и смотря на него холодным пустым взглядом.

Она приблизилась, и Аггриг тоже. Ее дыхание стлалось в воздухе ледяным паром при свете одинокой серебряной луны. Ее глаза холодили душу. Он, не обращая на это внимания, взял у нее нож, и, ни разу не поколебавшись, начал стремительно орудовать им, нанося смертельные раны; каждый нанесенный им удар был ничем – он ничего не чувствовал. Совсем ничего. Это было все равно что резать ягоду. Кровь из маленького тельца сестры лилась рекой, украшая своего братика.

Когда он закончил возиться с ней, уже рассвело. Ее тело было до неузнаваемости изуродовано.

Сзади раздался больно знакомый голосок, Селестия, должно быть. Повернувшись в сторону, он увидел, что это она и есть, лежащую на узорчатой ткани с золотым линиями по кайме возле пруда, рядом с ней лежал труп Лианны, над которым вились мухи, а над ними высился точно такой же пони, как сам Аггриг. Близнец, закованный в броню без шлема и испачканный кровью, держал в зубах меч и злостно смеялся, смотря на рыдающую принцессу. Замолкнув, он принялся колошматить ее, тщетно пытающуюся отбрыкиваться. С каждым удар ее тело жутко преображалось: сначала были синяки, потом немного крови, потом ее стало больше, а следом у нее стали вылетать зубы, лицо распухло, были видны открытые переломы; она рыдала и харкала кровью, моля его прекратить. Но он не прекращал, только продолжал, злобно скалясь. А когда она перестала извиваться в рыданиях, стала лежать как мертвая, он вступил с ней в соитие, впрочем, которое быстро закончилось, распорол ей брюхо и снес голову. Вскорости после этого он мерным шагом и кривой ухмылкой подошел к Аггригу, неся в зубах красную опухшую голову.  И бросил ее к его ногам.

Они долго играли “кто кого пересмотрит”, пока близнец Аггрига, наконец, не промолвился:

 - Это все, чего ты хотел – смерти своих любимых? – Он засмеялся. – И отодрать свою принцессу? Можешь еще попробовать – она еще пока не так уж холодна.

Как ни странно, но Аггриг нисколько не удивился ни своему близнецу, ни смерти Селестии, - он вообще не испытывал никаких эмоций, кроме ярости и злобы.

 - Нет, я этого не хотел, - гавкнул он, желая как можно скорее закончить этот разговор и убраться отсюда.

 - Да? – Усмехнулся близнец. – Тогда почему ты не остановил ее, свою сестру. Ты хотел ее смерти, хотя она тебя любила больше, чем просто брата. А твоя любимая. – Он пнул голову, и она откатилась в сторону. – Ты поклялся ее защищать, да и любишь ее, тем не менее, тайно желаешь ее убить и позабавиться с ней, не боле. 

 - Я не желал им смерти, - отрекся он. - Говорю, я не знал, что она собирается смотаться с ним в его замок. Я не знал, - заярился он. – Она сама виновата в своей смерти. Она повинна в смерти матери. 

 - Чем же?

 - Коли б не она, печаль не добила бы нашу матерь. Она… - Она любила своего братика более, чем кого-либо, она сама это говорила. “Братик, ты же любишь свою маленькую сестренку, - молвила она, медленно двигая копытом по его промежности, - любишь? Я тебя очень-очень, а ты?” Он тогда отвечал ей “да”, чтобы она поскорее закончила, покуда мать не увидела. Он ей часто говаривал, что нельзя ей так делать, что они брат и сестра. Но она лишь отвечала на это, что ей не интересно мнение других, что она любит его больше всего, даже больше матери. После этого она по обыкновению целовала его, – она частенько обнимала его и целовала в щеку, в губы… Сестренка…

 - Она повинна лишь в том, что любила тебя, -  закончил за него близнец, - признайся в своем грехе, признайся, что ты боялся любить ее. – Он приблизился – Аггриг же отдалился. В уголках глаз грешника выступили слезы. – Ты и сейчас страшишься своей любви к принцессе, однако, дело не только в этом, ты страшишься теперь прошлого и ажно самого себя.

 - Неправда! – закричал Аггриг.

 - Тогда почему ты не даешь мне подойти к тебе? Мы же одно целое, наши с тобой деяния едины. – Клинок новоявленного Аггрига сверкал. 

Аггриг пустился прочь от него, но пользы это не принесло: тьма поглощала, казалось бы, только наступившее утро, оставляя видимым одного близнеца. Но, смотря на это, он продолжал бежать, однако чем большее он преодолевал расстояние, тем ближе был его двойник, тем ближе была его смерть. “Братик, я люблю тебя, - услышал Аггриг голос Лианны – не маленькой, а взрослой, красивой и гибкой, явившейся перед ним”. Лианна обняла его, нежно и крепко, и, подтянувшись к его уху, прошептала: “Ты все еще любишь меня?”. Кровь хлынула из ее зияющей раны на шее, обагрив клинок Аггрига.

Аггриг проснулся в кромешной тьме, тяжело дыша, слыша, как скрепя открывается тяжелая железная дверь.

Сначала он решил, что это снова сон (давно уж он ничего не слышал и не видел, кроме него), и, готовясь вновь встретить сестренку, Аггриг тяжело встал – истощенный, с затекшими конечностями от долго лежания, он был мало на что годен. С мыслью “прости меня”, он приготовился к встрече. Давно пора признать свои грехи, пока они окончательно не лишили его ума.

Свет от огня больно упал ему на лицо, и он прищурил глаза.

 - Прошу прости меня… - заржавевши еле выдавил он, но знакомый голос прервал его:

 - Это за что же? – В темницу зашел пони, с факельной цепью. Небольшой круг, весящий на цепи, в котором горел маленький красный огонек. – Ты вроде мне ничего не сделал. А вот тебе… ты выглядишь хуже, чем я думал, хотя не так плохо, как могло быть. 

 - Ты?

 - А ты ждал кого-то другого? – улыбнулся Дельвин. Он был все также прекрасен и красиво одет, светло-голубой камзол с заклепками. Одеяние было испачкано кровью. – Я буду огорчен, если так. – Он достал из сумочки, перекинутой через шею, небольшой пузырек с зеленоватой жидкостью. – На, выпей. 

Аггриг, недолго думая, сделал предложенное им. Снадобье на вкус было довольно гадким, хотя лучше чем его кормили.

 - Что это было? Яд? – неожиданно до него дошло.

 - Нет, что ты, - засмеялся Дельвин, - не стал бы я травить тебя. Это пополнит твои силы и лишит чувства голода на трое суток.

 - Зачем ты сюда пришел? Тебя послали освободить меня? Неужто доказали мою невиновность?

 - Почти, - он немного замялся, - убить. Тебя приговорили к смерти, а меня послали тебя доставить на Алое озеро.

Алое озеро, место предателей. Его любовь сама приговорила его к такой участи? Нет, она не могла, не стала бы. Он лжет!

 - Нет, я не лгу, - догадался Дельвин. – Сейчас тебе все поведаю. Было заседание Белого Совета, в котором приняли участие все, кроме нашей дорогой принцессы ночи, - начала он. Дельвин ему рассказал, что поначалу капитанский вопрос решался довольно гладко до тех пор, пока не встрянул лорд Марок, слово которого вызвало бурную дискуссию и определило решение Селестии. На его доставку определили четырех гвардейцев и самого Дельвина, к слову, он помянул, что пытался ее переубедить после совета. Но она как ножом отрезала его слова. Наутро с собратьями он отправился по Королевскому тракту, через один переход, они свернули в сторону Лунного Лика, еще через два, повернули на запад, в Дождливом лесу ночью он перебил своих собратьев и сжег их тела. Досюда, темницы Старых Законов, он дошел один. – Я верю, что ты невиновен, - добавил он. – Нам лучше убирать с этого треклятого места. Говорят, в былые времена здесь было совершено немало ужасного.

Снадобье понемногу начинало действовать, и Аггриг, уже более сильный, заковылял к выходу. Свет в коридоре отсутствовал. Дельвин ушел во тьму, и, немного погодя, свет отразился от факелов, вставленных в гнездо между каждых двух темниц. В углу, возле столика с табуретом и большой железной двери, лежали две половинки одного трупа. Хмурый, понял Аггриг по обезображенной мордочке, <i>жаль, ведь он же мне помог избавиться от живота.</i> Судьба немилостива к добродетелям.

Они шли вереницей вдоль длинного коридора. Каменные стены обросли селитрой.

 - Я все же не понимаю: зачем тебе спасать меня? – недоумевал Аггриг. Дельвин из древнего знатного дома Малоррионов, который славится сильными связями, также одной из крупнейших библиотек, красотой потомков, своей честью, преданностью; тем не менее, сила их дома куда меньше, чем у остальных великих домов. – Коли узнает Селестия, твоего отца выгонять из совета, а тебя, ожидает изгнание или еще, что похуже – этому уж посодействует Марок. Твой же дом, вроде как, не ладит с домом Шадоуов.

 - Да, мой, - согласился Дельвин. Его голос прозвучал довольно странно среди холодных стен. – И все же вряд ли Марок пойдет на такой необдуманный поступок… - он резко оборвал свою речь. 

Дальше они шли в полном молчании, свернув в один из семи темных проходов. Шаги гулко отражались эхом. <i>“Зачем ему спасать меня? Может, там, впереди, меня ожидает смерть,</i> - подумал Аггриг. <i>- Али может, менять проверяют на верность? Селестия, поди, решила, что такой метод будет эффективнее. А смерть Хмурого всего лишь иллюзия”.</i>

 - Зачем ты убил тех гвардейцев? - вырвалось у Аггрига, когда они подошли к длинной ступенчатой ведущую вниз во тьму лестнице.

 - Они, может, и преданны тебе, но когда начнется расследование и на них немного надавят, они выложат все без утайки. Чем меньше знают об этом, тем лучше. 

Холод потихоньку начинал пронизывать до костей, и Аггрига сразу бросило в дрожь.

 - Даже если так, ты перебил их ночью. – Он стал на грубом камне. – Мог бы вызвать на поединок – они бы тебе не отказали, они лучшие из лучших. Хоть это и звучит довольно глупо, зато имеет честь.

 - Честь, - повторил Дельвин, остановившись, - а что она значит? Мой дальний предок все время твердил – честь, честь, честь да еще раз честь, - но она его не спасла, когда нас предал один из знаменосцев, и тебя тоже не спасет, мой дорогой друг. – С эти слова он зашагал дальше, ступая по ледяному камню. 

Лестница никак не желала заканчиваться, и ноги у Аггрига дико болели. Сколько он ни спрашивал долго ли еще идти, ему отвечали: “Досчитай до трехсот, и спроси еще раз”. И он спрашивал еще, и еще, и еще… и спросил бы еще разок, если б не увидал узкий проход впереди. Вдалеке брезжил свет, почти как дневной, и становился ярче по мере приближения. Свет шел от каких-то стеклянных сосудов, вставленных в ниши стен. Он разглядел перекладины, вделанные в стену и упертые в потолок. В самом конце была решетка, которая, к счастью, оказалась не запертой. Очутились они в маленькой круглой, с четырьмя колоннами в каждом углу, комнате, где было четыре дубовых двери, запертых на железные засовы. Здесь был маленький алтарь, на котором была большая витиеватая ребристая свеча, горящая синим пламенем. А густое благовонье, чего греха таить, зловонье, скорее всего, шло именно от нее. В середине помещения было изваяние в виде воздетой кверху руки, держащей факел с таким же синим пламенем. Спаситель приманил его к себе, достал из сумочки пергамент, прочел что-то на непонятном Аггригу языке, и западная дверь отворилась. 

 - Пойдем, - сказал он.

Была беззвездная ночь, ветер безмолвствовал, журчала река. Аггриг с Дельвином стояли под нависшими над ними камнем и деревом.

 - Вот и конец нашего с тобой пути, - грустно заговорил Дельвин. – Теперь твоя дорога лежит на запад к грифонам, в Черную гавань. Там тебя ожидает мой знакомый.

 - Зачем мне туда идти, когда я могу поговорить с Селестией. Надо попытаться еще раз. Я думаю, что смогу убедить ее, что я невиновен. – <i>Она должна меня понять, я должен открыться ей,</i> говорил он себе.

 - Не глупи: как ты явишься туда, так тебя сразу уволокут на Алое озеро – и, прочитав обвинение, казнят. – Его голос почему-то дрожал. – А так тебя ожидает мой знакомый, который доставит тебя к богатому торговцу. Будешь командовать его стражей. – <i>Отлично, буду служить рабу пряностей,</i> добавил про себя он. – Я вижу, что ты не очень жалуешь этого, но это несколько получше, чем смерть. – Его рот дернулся в подобии улыбки. – Тем паче, я туда сам прибуду, когда закончу дела здесь, и ты тогда обретешь другую достойную тебя должность. Достойную твоей чести.

 - Что же ждет меня? Капитан гвардии Высш…

 - Нет, - веско, улыбаясь, произнес Дельвин. – Тебя ожидает Коготь Орла. 

Коготь Орла. Туда же сбежала его Лианна! Только проку от него, когда постоянные воспоминания о сестре не дадут ему покоя.

Ветер завыл, и дерево качнулось в их сторону. Сердце Аггрига было готово вот-вот выпрыгнуть из груди.

 - Аггриг, твоя сестра жива, и вскоре вы воссоединитесь. – Его небесная грива бурно развевалась на ветру - Вот что тебя ждет, мой дорогой друг: сан лорда Когтя Орла и сестра. Тебе не кажется, что это заслуживает поцелуя?

Тебе не кажется, что это заслуживает поцелуя?

Доброго утра!. :)
По результатам опроса продолжаю переводить комикс. Следующей по сюжету идет сцена знакомства с Рэрити.
Некоторые слова, относящиеся к игровой терминологии, не переводил. Должно быть понятно и в таком виде, если нет - спрашивайте, расшифрую. :)
Предыдущие посты можете найти по тегу.
Приятного просмотра.