холодное сердцем

И новое и старое (не дерьмо).

Для начала почему стихи, которые уже публиковались, а точнее выкладывались на Понякторе попали в этот пост.

Во-первых в ночь их выкладывания моча ударила мне не в ту половинку пустой черепушки и я не прикрепил картинки, а на Понякторе, если кто не знает, посты без картинок не востребованы от слова совсем.

Во-вторых по причине той же мочи, но уже ударившей в ту половинку, но не в то время я не поставил никаких тегов, обозначающих содержание стихов.

И в третьих успешно наведённым выстрелом из задницы кого-то маленького пони, у кого по ночам видимо очень копытца чешутся, оба поста с потоком поступающего контента были слиты в анналы истории по причине отсутствия картинок и тегов.

Теперь есть картинки, теперь есть теги и чтобы это не выглядело как попытка кармодроча, самое главное, есть новинка, которую я в любом случае опубликовал бы, просто считайте те два старых стихотворения счастливым шансом для тех, кто к сожалению их не читал, вот и всё, приятного чтения.

Сказка про железных коней.

Жила кобылка, милая и скромная,
Жила с дедулькой, он был старым кузнецом,
И к его внученьке толпа была огромная
Жениться, ну а та не выходила на крыльцо.

Однажды так случилось, влез в их с дедом дом,
В ночи пробрался в комнату к кобылке
Ничейный сын и пьянь, Лиловый Ром
И в ту же ночь дал волю страсти пылкой.

Наутро, что б никто в деревне не прознал
Схватил кузнец безродного коня
И в кузнице своей в железо заковал,
Весь день металлом о металл звеня.

Стоял конь железный в центре деревни,
Гримасой на морде пугал жеребят,
При виде его сдавали всех нервы,
Один лишь кузнец той работой был рад,

А после кобылка сама загуляла,
Грозился кузнец — закуёт женихов,
Сколько дед не пугал, а кобылке всё мало,
И никто не сбегал от железных оков.

Стояли железные кони в деревне,
Штук двадцать, пугали кобыл, жеребят,
Куда-то пропали женихи все и верных
Мужей не осталось, и кузнец был бы рад

Если б внучка от горя его не столкнула
В огонь разгоревшийся в кузнице той,
А сама она вскоре в реке утонула,
А деревня застигнута страшной бедой.

Больше нет жеребцов, одни лишь кобылы
Жили, мучились с горя, пролетал день за днём,
И совсем в один день жизнь в деревне остыла,
Раздавило старуху железным конём,

Вся деревня погибла, проходил караван,
И торговцы коней сколь могли утащили,
И за дорого статуй железных продав
До конца своих дней припеваючи жили.

Сказка о единороге и зачарованном свитке.

(Добрая Лошадь не при чём)

Сказать по правде — я в пророчества не верил,
Пока в копыта не попался ветхий свиток,
Его хозяин бывший очень сильно бредил
И повторял, что буквы все ему в убыток.

Он говорил «клочок бумаги проклят»,
А я не верил и забрал его себе,
Я отвернулся и услышал мерзкий шёпот,
А повернулся, деда не было нигде.

Придя домой я принялся его читать
И удивился — свиток был совсем пустой.
Меня желанием накрыло написать
Один стишок на свитке и другой.

В тумане разума с рассветом
Под елью кровь была пролита,
Холодным днём чужого лета
В болоте вязнут три копыта.

Мелькнула мысль — «Что за бред?»
И лёг я спать с холодным сердцем,
На день на следующий, в обед
В мой милый дом открылась дверца

И на пороге с сумкой толстой
Стоял, печалился лесник,
Меня копьём пронзил взгляд острый,
Его печалью я проник.

Мы сели, выпили немного,
Он встал, собравшись уходить,
Но замер, рявкнув на пороге — 
«Хорош ты с этим злом шутить».

Он вышел, за собою дверь закрыв,
И вспомнил я про свиток странный,
И снова взгляд в него зарыв,
Я убедил себя — «Я главный».

На небе солнышко сверкает,
Слепя случайно нос задравших,
И лихорадочно икает,
В святом саду цветок сорвавший.

Ну вот теперь уже хоть что-то,
Уже какой-то реализм,
А то копыто, три болота,
Ну натуральный дебилизм.

Я лёг в кровать спокойно, тихо,
Вдруг зазвенело в голове,
Настало утро, фельдшер лихо
Пробрался утром в дом ко мне

И говорит — «У нас беда,
Вокруг творится чёрти что»
И что за два последних дня
Здесь не спасли ни одного.

Ну что же, я развёл ногами,
Недоумённо говоря — 
«Быть может были все врагами?»
В себе секретик затая.

Как он ушёл, писал я снова,
О чём то, сам не помню, чём,
Но после каждой буквы, слова,
Мой проклинали милый дом,

И жаловались, будто всё, что я пишу сбывается,
Что за моей спиной нависла тень и злобно улыбается.

А я не видел эту тень, она напала со спины,
И в том, что свиток написал, простите нет моей вины.

Я помню стих последний тот, что напророчил мою смерть,
А предсказания сбылись, ты хочешь верь, а хочешь нет.

Посеявший в посёлке плач,
Казнивший сам себя пером
Пророк, писатель и палач
В одном лице. Сожжённый дом.

Сказка о проклятом театре и любопытной Зебре.

В глубинах города стоит
И чуть шатается порой
Театр, тени так манит
Своей истерзанной судьбой.

Замок разбит, слетели двери,
Всё как на тёмной проходной,
Пройдя чрез них никто не верит,
Что обретёт там свой покой,

А Зебра входит, там концерт
Был сотню лет тому назад.
С собой несла она конверт,
На нём два слова — «Встрече рад!»

На креслах в зале только трупы,
На сцене тоже труп лежит,
У трупа шевелятся руки,
Он что-то тихо говорит.

И Зебра сделала ошибку,
Её походка прервалась,
Копытом наступив на скрипку,
Струна со звоном порвалась,

И трупы резко обернулись,
Пуская в душу гневный взгляд,
Одновременно улыбнулись,
А Зебра пятилась назад.

Заметил, встал и улыбнулся,
Три зуба хищно обнажив
Мертвец, со сцены навернулся,
Он был на самом деле жив.

Живой, ужасно злой кошмар,
Пугали коим жеребят,
За жертвой полз слегка дыша
И повторял, что встрече рад.

И в панике метнулась Зебра,
Кошмар хотелось избежать.
Дверей достигнув самой первой,
Ей захотелось закричать.

Закрыты двери и замок
Цепями ржавыми сплетён,
И Зебра поняла урок,
Что путь её здесь завершён.

Кошмар настиг её у входа,
От страха Зебра замерла,
Неслись перед глазами годы
И так бы Зебра померла,

Но обхватив её руками
Труп ледяной её обнял,
И слёзы всё сказали сами,
Чего мертвец не ожидал,

Что в Зебре смелости найдётся
Покойника в ответ обнять,
Что искренне та улыбнётся,
Споёт ему, уложит спать,

И двери мирно отворились,
Дорогу осветила ночь,
Лучи луны сквозь тень полились,
А Зебра ускакала прочь,

А в зале крепко крепко спит
И улыбается порой,
Письмо держа в руках, лежит
Труп обнимавший как живой.

P.S. - Бесценная принцесса Гвиневер Селестия, вы меня не знаете, а я вас, но есть тут один анон, довольно неплохо, я бы даже сказал хорошо спевший про Вас песенку, ну и про себя тоже, куда же без него, и пусть я рискую косвенно сломать ногу одному анимешнику он вероятно пнёт меня под зад за это, но всё же я считаю, что его здесь должны знать и с хорошей стороны... Ох, точно, картинки не мои и уже были, возможно все.

Глава шестая: Не покинутая

Она рыдала, засыпала, просыпалась и снова рыдала. А когда сон не желал больше помогать избегать реальности, зарывалась под одеяло, и сотрясалась от горя и утраты; в это самое время, по обыкновению, над ней высился высокий худощавый человек, с большими янтарными глазами, толстыми губами и маленьким нос, принесший миску еды и чай. Но она не удостаивала ни его своим вниманием, ни еду, продолжая рыдать во тьме. Потом он уходил, оставляя кушанье на тумбочке, находящейся подле кровати; там еда только скисала, как ее душа из-за дня в день.<br />

<em>“Почему?”,</em> спрашивала Луна себя, каждую одинокую ночь, <em>“почему я не умерла тогда, в лесу?”</em> На этот вопрос никто ей не отвечал, даже злосчастная ночь, предавшая ее. <em>“Какая же я Принцесса Ночи, если меня эта самая ночь лишила всего?”</em> На этот вопрос ответ тоже не нашелся.

Порой ее одолевали тяжелые свинцовые сны, тогда она вставала с кровати – усталая и с покрасневшими от слез глазами. Открыв окно, ее обдавал прохладный ветерок, несущий за собой помыслы о том, чтобы скрыться где-нибудь среди чащоб леса и прекратить страдания; но на этом все и прекращалось – отвага ненадолго задерживалась в ней. И все же этот ветерок успокаивал ее, хоть и на малое время… и тем хуже – может, он успокоил бы ее навсегда. 

Иногда принесший еду человек пытался завести с ней разговор, но она молчала. “Привет, это я. Можно войти?  - говорил Кир, стуча в деревянную дверь. – Ни ответа, ни привета. – Он, не дождавшись ее разрешения, открыл дверь и присел на краешек кровати. – Тебе не нужно так горевать. Твоя жизнь вся еще впереди. А этими слезами, - человек убрал слезинку с ее мордочки, - ты себя только угробишь”. “И хорошо, - мысленно отвечала она ему”. Так все пустыми словами человек пытался унять ее боль, слушая еще более пустое молчание. Однажды, правда, сквозь рыдания, она удостоила его слух: “Ты ничего не понимаешь - c тобой-то все в порядке! Убирайся отсюда, оставь меня одну, неужто я так многого прошу!” В ту ночь ей стало еще больнее и ужасно стыдно. Человек с ней всегда добр, да и оказал ей помощь, а она так себя ведет по отношению к нему, - ведь человек ее не покинул, не оставил одну. 

Хотя, наверное, было бы лучше, если б все-таки оставил. Она теперь не та, что прежде: глаза распухли, шерстка стала грязной и грубой, голос охрип, крыло… оно последнее и не такое грациозное. Зачем он оказывает ей помощь? Она всего лишь лишний груз для него, для себя, для души - для жизни. “Почему?”, спросила она его на следующее утро после ее туманного пробуждения. На что он ласково ответил: “Я не дам тебе вот так просто сдаться”.

Тайно прибыв в этот мир, она встретила другу разумную жизнь, людей - всего двух: Неона и Кира. Первый, с изумрудными глазами, поджарым телом, тяжелым подбородком, произвел на нее весьма дурное впечатление. Поначалу она думала, что он так-то хорошо, однако, когда этот дурень спился, он начал буянить и громко причитать, как плаксивая кобылка. Потом он слег в постель, решив продолжить свое жалкое нытье там – не без помощи Луны, конечно. Она бесконечно долго убеждала эту нюню лечь в постель, что так будет лучше, что она будет внимательно слушать и соболезновать ему во всем. И почти столько же времени она выслушивала его жалкие жалобы; если бы это хоть чуточку продолжалось дольше, она бы помогла иным способом.

А вот другой, не в пример Неону, Кир, был добрым и ласковым, и она ни разу не видела, чтобы он бывал в подпитии. Он все время только пытается ей угодить. Он пытается не оставлять ее одну. Даже в первую злую ночь, когда она попросила, чтобы ее оставили одну навеки вечные, он остался глух, и каждый божий час наведывался к ней то с каким-нибудь кушаньем, то спросить, как она себя чувствует, а то и просто заглянуть; Кир первые две недели вообще не давал ей продохнуть, постоянно пичкал непонятными бульонами и таблетками, менял два раза в день повязку, давал дурно пахнущую настойку, задавал разные вопросы, на которые довольно редко получал ответ. Позже все немного нормализовалось, но он по-прежнему каждый день ее навещает. Она уже забыла, когда влюбилась в него и почему: случилось ли это, когда он спас ее или, когда прикоснулся к ней… случилось ли это, потому что он приютил к себе или, потому что не оставил одну, она не знала. 

Но она знала, что он единственный, кто теперь ей нужен.

Яркий свет ударил ей в глаза. Какой сегодня по счету день пребывания в этом мире кануло в лету.

 - Прости, я не хотел. Но ты сегодня мне сама обещала, что встанешь пораньше, - с полуулыбкой сказал человек. – Да и отведаешь мой особенный для тебя бульон. 

Она промолчала. Человек уселся рядом с ней, показывая свои белые зубы.

 - На. – Он протянул ложку с жидким бульоном, от которого шел горячий пар. Пахло луком-пореем, морковью… и чем-то еще. – Вкусно? - спросил он, когда она проглотила это.

 - Странный вкус, - выдавила она. – Из чего он?

Человек улыбнулся, протягивая ей вторую ложку.

 - Вода, соль, морковь, лук… ну и курица еще.

Из нее тут же все это вылетело.

 - Что? Курица?!

 - Да успокойся, в этом нет ничего страшного – тут же нет самого мяса.

Мяса, по словам человека, там хоть и не было, но она все же отказалась, и тогда он принес овсянку с зеленью.

 - Больше не буду, - сказала она, отвернувшись от ложки.

 - Ты даже половины не съела, - вздохнул он. – Ну, это хотя б имеет прогресс по сравнению с прошлым. Так что, принцесса, вы проснулись, поели, а теперь чем изволите заняться? 

Минувшей ночью человек неожиданно нагрянул к ней, немного этим испугав. Как оказалось, он хотел сорвать с нее обещание, что она утром встанет пораньше и прогуляется вместе с ним. Отказывала она, как могла долго, но потом, поняв, что он от нее отстанет, согласилась.

 - Думаю, я могла бы отдаться сну. – Ее слишком пугала эта прогулка, хотя она понимала, что в этом нет ничего такого, но больно уж долго она не выходила из дома. А этот вообще даже нее.

Луна положила голову на твердую подушку и закрыла глаза.

 - Эй, - воскликнул человек. – Вставай, давай – ты обещала.

Он ущипнул ее за ухо, и она мигом открыла глаза.

 - Я передумала. Все равно мне нечего там делать.

 - Нет. Ты встанешь. – Человек выхватил подушку из-под ее головы. Голова Луны оказалась еще на более твердом.

Луна попыталась натянуть одеяло на себе, но не тут-то было – как только она попробовала это сделать, человек спихнул ее на пол, и она шлепнулась навзничь.

 - Ай. – <em>Еще одно унижение.</em> Слезы подступили к ее глазам.

 - Прости… я не хотел… правда, - залепетал человек, помогая ей встать, - я подчас веду себя как дурак. И я, конечно же, замечаю это довольно поздно.

Это уже третий раз, когда он ведет себя как дурак. В первый раз была схожая ситуация, попытался силой заставить встать с кровати, во второй раз – тщился силой запихнуть еду, пока не довел Луну до слез. Можно подумать, что он ухаживает за ней как за неведомой зверушкой.

Луна боле не желала ничего говорить, и лишь промолчала.

 - Эй, я, правда, не хотел, - оправдывался человек, глядя своими золотисто-желтыми глазами в ее еле мерцающие сапфиры.

<em>“Если я его не прощу, то меня вряд ли ждет его любовь”,</em> - рассудила она, - <em>а если оставить все как есть, то исход будет тот же”.</em>

 - Ничего. Вы даже немного правы – мне давно пора стать на ноги – а то я как прикованная.

Человек улыбнулся.

 - Сколько раз я тебе говорил обращаться ко мне на “ты”: десять, сто, тысячу? Десять тысяч раз? – Он поднялся с колен. – Я тебя знаю уже очень давно, два месяца, а ты продолжаешь на “вы”. – Он подошел к двери. – Так мы прогуляемся? Или ваше королевское величество изволит остаться наедине с собой? Я пойму, коли так.

Отвергну его предложение, останусь одна навсегда – как я желала, поняла она.

 - Да, я пойду, - с вымученной улыбкой сказала она. – Пойду бок о бок с вами.

Луна ровно ступала рядом с Киром, прижимаясь к нему как можно ближе - человек вовсе не был против, по крайней мере так рассудила она. Лес был прекрасен и загадочен этим ранним утром: большие зеленные ели, на которых были крупные шишки, морозостойкие лиственницы, белые с черными пятнами сосны, серая дымка тумана, окутавшая дорогу; особенно хорош был легкий хвойный запах леса. День предстоял оказаться счастливым.

Луна была рада наконец-то выбраться из этой постели, шагать вместе с Киром, - хоть ее поначалу и пугала эта прогулка. Она все думала, боялась, что именно в этот момент он сделает ей больно, скажет, убраться от него подальше. Как это глупо: улыбка у него так и не сходит с момента, как она согласилась. И все же ее немного печалит, что он ни разу не заговорил с ней с того момента. Быть может, он себе язык отрезал, чтоб не сказать глупость?

 - Красивый лес, - начала Луна, однако человек и ухо не повел.<br />

<em>“Вы что, язык себе откусили?”</em> - мысленно вознегодовала она. <em>“Пытаетесь игнорировать?”</em>

 - Красивый лес, - повторила она. – Схож с нашими северными лесами… - Человек все равно оставался глух - что тогда толку что-то говорить? – Дурак, - сказала она, как могла тише, хотя сначала намеревалась выплюнуть ему это прямо в лицо.

 - Хм, значит, я теперь дурак? – обрел он язык. – Я и не думал, что от вашего великолепия услышу что-то подобное. 

 - Так вы все же слышали меня! 

 - Прости. Я может и слышал, но мне этот лес напоминает о моем старом друге, вот я и молчал, - взгрустнул Кир. – Ах, ну что было, то было, и рассказывать тебе я про это не буду, пока не поведаешь о себе. Мне пока лишь известно всего ничего - ты принцесса, да и все.

Поведать о себе… А что собственно он хочет услышать? Как она попала в этот мир, о ее собственно мире, о ее детстве, как она росла – неизвестно. Или, может, даже желает узнать о том, что она напрочь согласилась бы забыть. Так с чего же начать?

 - Если тебе трудно начать, я могу попробовать первым. Тогда, возможно, тебе станет немного легче. – Человек призадумался. – Давай сделаем так: частичку я, частичку – ты, и тогда понемногу разговор пойдем в гору. Согласна?

Луна робко кивнула, человек хищно улыбнулся.

 - Полагаю, ты хотела бы узнать, где я тебя именно обнаружил. – Они неторопливо шли вглубь леса. Туман постепенно рассеивался. - Как я уже говорил: в лесу. Только не сказал, что в этом. – Он потеребил затылок. – Как-то даже странно, что здесь очень многое приключилось. Ну да ладно. Так как ты тут оказалась?

Оказалась Луна тут только из-за скучной придворной жизни: ставка печатей на не значительные пергаменты (к другим не подпускали), выслушивание прошений… дозор ночи, утомительный тихий отдых - а ей хотелось бурных ситуаций, приключений. В их королевстве редко когда происходило что-то интересное - оно дышало чрезмерно спокойно. Последние из любопытных событий произошло очень давно, лет сто назад, да и то разногласие между домом Редов, знаменосцем Малоррионов, и каким-то мелким домом решилось быстро. Поэтому она задумала побег. Ненадолго превратившись в тень, она сбежала из своих покоев, думая о путешествии в невиданные ею земли, но ей почему-то вдруг вздумалось заглянуть в Кантерлотскую библиотеку. Там она забрела в древние архивы, находящиеся на самом нижнем этаже, где обитала кромешная тьма. Вскорости она наткнулась, чисто случайно, на свиток, который готов был вот-вот развалиться. Текст, до странности хорошо сохранявшийся, был написан еще на языке времен Века Скорби, но, к счастью, или даже, к сожалению, она его знала. Где-то она допустила ошибку… и стоила она ей магии, крыла – и дома.

 - Мне захотелось побывать в другом мире. – О прочем незачем рассказывать, раз человек сам сказал, что нужно начинать с меленьких шажков.

 - Хорошо. – Он остановился возле большого замшелого надломленного камня. Пожелтевшие и вечно зеленные листья тихонько шуршали от ветра. – Вот здесь ты и лежала на последнем издыхании, вся в крови и грязи.

“Здесь”, повторила она про себя, памятуя свободу, легкость, легкую эйфорию и ужасную боль. Как же она лишилась магии? Сначала она вовсе не догадывалась, сейчас же она подумывает о возможной ошибке в древнем заклинании. А может это воля рока? Нет, не это, она хорошо знает этот язык – учение на Алмазном острове в Запретной башне прошли не зря – и точно не рок… кто-то желал от нее избавиться. Но кому она насолила, если при дворе с ней всегда любезничали? 

 - Придворная жизнь мне наскучила, и я решилась, никого не спросив, отправиться в странствия. Но, как вы видите, я оказалась тут. 

 - Хорошо. – Человек уселся на камень, пригласив ее. Луне было бы неудобно сидеть на камне, и она устроилась на земле справа от него. – Ты все что-то бормотала, пока я вез тебя в тачке домой. Что-то странное, на незнакомом мне языке. Я даже примерно похожего ни разу не слыхал. 

 - Быть может, это был мой родной.

 - Наверное, - улыбнулся человек и мигом же помрачнел, - кости натянутые кожей, вот что я обнаружил, а ты еще так редко ешь. Не изводи себя так, а то помереть недолго. Ты и так неведомым чудом осталась жива

 - Но я же потеряла…, - тоненьким детским голосочком заикнулась Луна. 

 - Да, может ты и потерялась часть себя, но дома тебя уж, наверняка, ожидает семья, - попытался приободрить он ее. – Я уверен, что они сделают все возможно, чтоб вернуть тебя назад. Если ты сюда смогла попасть, то и они тоже смогут. - Человек снова заулыбался. – А пока они не прибыли, я постараюсь сберечь тебя.

 - Спасибо, - кротко сказала она.

 - Да ничего, я только рад наконец-то с кем-то поговорить по душам. А теперь я хотел бы услышать, где ты именно появилась. 

“У плаксивой девочки”, хотела сказать Луна, но вслух, еле сдерживая гнев, вспоминая об этом, лишь ответила:

 - У другого человека, который вскоре напился и разрыдался. Я думала, он покажет мне ваш мир, а наделе… однако чуть-чуть он мне все же поведал.

Лицо этого человека явно выражало некоторое недовольство.

 - Может, у него свои проблемы, которые сам не в состоянии решить, так что не следует так плохо о нем отзываться. – Он слегка нагнулся к ней. – Прости, но у тебя самой они тоже имеются… Ну да хватит о горьком. Я дам достаточно исчерпывающий ответ на любой вопрос, если ты ответишь так же на мой. – Его янтарные глаза чуть блеснули при свете яркого солнца. – Ну?

Еще недолго посидев, они отправились домой. Луна потупила глаза, когда почувствовала его ласковые и осторожные прикосновение за ушком;  может, это и напоминала малую толику обращение, словно с домашним питомцем, тем не менее, ей очень нравились его теплые прикосновения, такие нежные; в этом самое время, без сомнения, Кир натянул улыбку до самых ушей, видя ее краску на мордочке. <em>Какие же горячие его пальцы,</em> подумала она, и краска сталась еще заметней. <em>Дурочка!</em>

Когда раздался резкий порыв ветра, Луна почувствовала ложную частичку магии…

Утро настало легким и свежим, как ветер в лесу, и все бы ничего, - да только ее тревожила, что она вчера сказала Киру, даже дышать было трудно, будто соль в легкие попала. А как все прекрасно шло: прогулка, душный разговор - это помогло унять терзающую душевную боль. Ну зачем ты это сказала, все еще не повзрослевшая маленькая девочка! Лишь бы он забыл все эти слова. Лишь бы не вспоминал их.

В столь ранее утро человек еще должен спать, может, ей тогда следует сбежать? Нет, это крайне глупо. Лучше уж постоянно краснеть под его взглядом, чем снова оказаться одной. Одна она долго не протянет.

Она подошла к окну, отрыла его, и ее обдал прохладный ветерок.

Так что же делать? Может, следует начать разговор первой? – чем быстрее начнешь, тем быстрее закончишь. Да, она могла бы, да только смелости ей не хватит для этого - легче уж вернуть магию. 

Луна посмотрела на ранее постепенно затягивающееся темными тучами небо. 

Улететь бы ей далеко-далеко, к ярким звездам, луне. Там ей бы не пришлось разговаривать с Киром, да и вообще с кем бы то ни было. Но она потеряла крыло, так что это мысль столь безнадежная, что даже лучше не думать о ней. Да и означало бы это навсегда остаться одной.

Луна глубоко вдохнула свежий холодный воздух леса, и ей на краткий миг стало легче.

Может…

Бурный поток ее отчаянных мыслей, прервал тяжелый стук в дверь.

 - Входите, прошу вас. – Сейчас предстоит трудный для нее разговор, осознала она, и у нее дрогнуло сердце.

Человек был одет в простую серую футболку и такого же цвета бриджи; Луна была постоянно одета во что-то типа шортов с дыркой для хвоста. Как человек сказал, когда сделал их для нее: “Да, я помню, что ты говорила, что в вашем мире одежду носят довольно редко, а постоянно - почти никто, но в нашем так принято, дабы скрыть свои интимные места. Поэтому извольте облачиться в них, ваше величество”. Казался он бодрым в столь ранее время.

 - Завтракать будешь?

 - Да… разумеется, - ответила Луна, стараясь не отводить взгляд от медленно темнеющего неба.

Завтрак представлял из себя пару очищенных апельсинов, разделенных на дольки, кашу с зеленью, малую чашу грецких орехов и молоко.

Человек, отодвинув для нее стул, пригласил сесть. Сам же он занял место в другом конце прямого стола из дуба. <em>Кажется, он не понимает, что без магии или специальных приспособлений, я не способна накормить себя сама,</em> раздраженно осознала она.

Съев пару долек апельсина и отпив молока, человек удивленно спросил:

 - Пропал аппетит? 

Луна промолчала, решив, чтобы Кир сам догадался, и кормежка была не такой унизительной. Человек же продолжал вопросительно на нее смотреть, пока ему это вконец не наскучило.

 - Прости, я не совсем понимаю, чего ты от меня хочешь. – Он приложил руку к губам. – Еда, какая-та не такая? Или дело в…

 - Нет-нет, - закраснелась Луна от его долгого взгляда.

 - Так в чем дело? – Он съел еще одну дольку. – Скажи, и если это будет в моих силах, я сделаю. А то ты так себя уморишь голодом.

Было б это легко для нее, она бы давно сказала, а так… это лишь еще одно унижение.

На краткий миг подняв свои глаза, она увидела его доброю улыбку, и робко прошелестела:

 - Я не голодна.

Человек озадачился и следом же пришел в смятение.

 - Стой, стой, подожди.

Но она его не послушала и двинулась в свою одинокую комнату; тяжелые мысли терзали ее душу в этот момент.

Одна она пробыла там довольно недолго, зарывшись под одеяло: человек вскоре постучал в ее дверь, зашел, не дожидаясь разрешения. Он держал поднос с тарелкой еды и стаканом молока. Поставив его на тумбочку, он присел на краешек кровати. Луна спрятала голову под одеяло, стараясь подавить слезы, которые почему-то решили проявиться именно сейчас.

 - Я не знаю, в чем провинился, и все же, заранее прошу прощения. Я не желал чем-то задеть и уж тем более причинить тебе боль. – Он приспустил одеяло, приоткрыв ее мордочку, улыбнулся, почесал за ушком, и она тоже посмела выдавить слабую улыбку. – Видишь, улыбаться не больно - я так рад наконец-то узреть такое чудо.

 - Не больно, - сказала она. Подобие радости играло у нее внутри. <em>Он рядом, он защитит меня в этом мире.</em> – Я не могу…

 - Не можешь накормить себя сама? - поднял он бровь. – Могла бы мне сообщить об этом ранее, здесь нет ничего ужасного. – Он отправил ложку с теплой кашей ей в рот. – Мне даже приятно кормить принцессу самому.

 - Спасибо вам, - еле слышно поблагодарила Луна.

 - Ну, когда ж ваше величество перейдет ко мне на “ты”, мне было б очень приятно.

 - Спасибо… тебе, - поправилась она, и после этих слов раскраснелась так, что ее мордочка стала почти пунцовой.

Когда она доела, человек набрал для нее воды, и она отправилась в горячую ванну с мыльной пеной. Ванна была крайне горячей, но она расслабляла и успокаивала колошматившие сердце Луны.

Распутные помыслы не давали ей покоя. Луна подумывала попросить Кира помочь ей помыться, а то и принять ванну вместе, к счастью, вовремя одумалась. Возможно, он согласился бы, и, тем не менее, она не решилась, и ей еще помнится то, о чем стоило бы забыть.

Луна тяжело выдохнула горячим паром.

Какие горячие прикосновения испытала бы она, если б все-таки попросила его, погрузилась Луна в пучину распутных мыслей, дотронувшись копытцем до своей пылающей ложбинки. “Ах”, - страстно вскрикнула она от наслаждения, воображая, как это делает Кир. Полет ее фантазии устремился ввысь. Его длинные горячие руки обнимали ее дрожащее тельце, она удерживала его ногами и крылом, притягивая к себе как можно ближе, направляя глубже внутрь. Аромат его кожи и пота, устремился ей в нос, заставляя ее тело дрожать и сжиматься изнутри еще сильнее. Он осыпал ее шею поцелуями, укусил за ушко, и она вскрикнула так, что это можно было услышать в Эквестрии. Рывки становились быстрее, сильнее… желаннее - она закричала, выгнувшись дугой, утопая на несколько молниеносных сотен ударов сердца в блаженстве. Как хорошо было бы, открыв глаза, оказаться сейчас рядом с ним.

Но очутилась она одна в горячей ванне. <br />

<em>“Сгореть бы мне от стыда”,</em> - подумала она, вдыхая горячий пар и развратный пот, - <em>“теперь уж точно не смогу взглянуть ему в глаза”.</em> Она поддалась разврату, однако ей давненько требовалось удовлетворение природных нужд, а того, кого желаешь всем сердцем, можно и представить в греховных мыслях. Либо так, иначе зарез.

 - С тобой все в порядке? – раздался испуганный голос за дверью. – Я слышал крики. – <em>Он слышал…</em>

 - Я ударилась, когда выбиралась из ванны… потом еще поскользнулась, - солгала она. 

 - Ты изрядно долго кричала – неужто так сильно?

 - Я ударилась крылом, и оно разнылось, - сказала она осевшим голос. <em>Не подавай виду,</em> одернула она себя, и далее продолжила уже спокойно: - Боль была сильная, поэтому, как я ни старалась, не смогла ее подавить.

 - Как себя ты сейчас чувствуешь – еще болит? – обеспокоился человек. Неужели он, правда, поверил в такую плохо прикрытую ложь?

 - Так… несильно.

 - Может, разрешишь мне осмотреть тебя? Вдруг что-то серьезное, а от болевого шока ты ничего не чувствуешь.

Разрешить – а как же она сможет посмотреть ему в глаза после такого?

 - Нет. Я в порядке, со мной все хорошо. Оденусь и тут же выйду.

 - Хорошо. Выйдешь – и я тебя осмотрю, мало ли что.

Луна, тихо выйдя из воды и стряхнув капли, приподняла крылом шорты и забросила туда задние ноги, - из-за того, что она была мокрой, они налезли с трудом.

Человека за дверью не оказалось, и она устремилась в свою комнату, оставляя мокрые следы.

Зайдя в комнату, ее обдал холодный ветер – окно было открыто. На спинке кровати висели полотенце и новые цвета лазури шорты. Не успела она прилечь, как без стука в дверь вошел человек.

 - Надеюсь, я не заставил тебя долго ждать. – Человек обозрел ее. Когда-то длинная усеянная магическими звездочками и волшебным образом реющая грива, сталась обыкновенной ниспадающей до самого пола и волочащейся по нему; когда-то крупный рог, отдающий сильной магией, стался каким-то заурядным; когда-то грациозные, исполинского размаха крылья, внушающие ее величие и трепет в сердца, стались обыкновенными, до смешного большими… и оно одно – без магии она просто калека-пони, только с крылом да рогом. – Давай я тебя вытру, - предложил он, взяв полотенце.

Начал человек с гривы, переходя постепенно к мордочке, шее, стану, ногам, оставив лишь без внимания ее круп и шелковый хвост. Вытирал он осторожно, но слишком уж сильно, поэтому, когда он перешел к ее шее, она попросила, уставившись в пол, немного помягче, однако она все же не заметила разницы, хоть он и сказал, что принял это во внимание. Потом, закончив, он расчесал ей гриву, завязал ее хвостиком – все с разрешения Луны.

 - Я тебе приготовил пару новых шорт одного цвета, а то эти уже износились. Одни висят здесь.

 - Я видела, спасибо.

 - Эм… - человек прикусил верхнюю губу, - может, ты еще раз отправишься со мной на прогулку? Я хотел бы поговорить с тобой… и как раз после завтрака самым подходящим делом было б - прогуляться. 

Самым подходящим делом было б для нее - это вернуть магию и крыло, но разве такое возможно?<br /><em>“Какой же разговор меня ждет, не так уж и трудно смекнуть”,</em> - испуганно подумала Луна, удостоив его положительным ответом. Будь у нее прежняя сила, она возвратилась бы домой, к сестре, молила бы ее о прощении. Как-нибудь обошлась бы она без некогда желанных таинственных приключений, тем более, мало ли их в самой Эквестрии. Могла бы, к примеру, заглянуть к Высшим, к самому Верховному кругу, или там отплыть к Клинковому мысу, пообщаться с Потаенными, побывать в их тайном городе, который видел на старосте лет всего лишь один, Бельмор Странствующий. Зачем ей сдался этот мир? Кир – человек, от него жеребят не будет точно, и Селестия не одобрит этого, и навряд ли он испытывает к ней хоть что-то, кроме желания помочь. Когда подойдет необходимое время или случай, она выйдет за известного лорда из одного великих домов, родит ему сильного сына, а может и нескольких, да парочку красивых дочерей. И если воля Нэрии будет достаточно благосклонна, один из них окажется аликорном.

 - Я должна быть сильной, - прошептала она, созерцая затянувшееся черными тучами небо и надеясь, что сестра ее вернет домой. К красивому дворцу с золотыми куполами.

Дождь себя не заставил долго ждать; Луна с Киром шли пока еще по сухой земле, под одним большим черным зонтиком, защищающих их от него. Благо дождь еще не сильный – так крапает, однако когда он закрепчает, они будет идти уже по грязи. <em>Зачем идти в дождь,</em> спрашивала она себя, <em>когда можно поговорить и дома, там-то можно сухим и чистым остаться, а в дождь весь промокнешь да вымажешься.</em> Зато это добавляет время до неловкого разговора, душой понимала она.<br />

<em>“Хоть что-то хорошее в нем”.</em>

 - Да… не ожидал я сегодня дождя, - проворчал человек. – Ну будь с ним, он не так уж и страшен. Разговору не сильно помешает, устроимся как-нибудь. А зонтик и плотный плед скроют нас от этой напасти.

 - Хорошо бы, - засомневалась она. Зонтик так-то большой, человека укроет полностью, если он будет сидеть, а вот ей не очень-то удобно в такой позиции. По крайней мере плед точно защитит их от грязи.

Они шли по знакомой Луне тропе. 

 - Мы идем к месту, где вы… ты меня обнаружил?

Правый уголок рта человека натянулся в подобии улыбки.

 - Да. Раз ты так разговорилась в том месте вчера, я подумал, что следует там и продолжить.<br /><em>“Отлично! Где произошло не ловкое событие, там и следует продолжить… его же”,</em> - вознегодовала она. Предстоящая ситуация стала ужасать ее еще сильней, и она попыталась направить ход мыслей в другое русло, но из этого ничего не вышло – ее сознание лишь все больше погружалось в страх. В глазах потемнело, голова закружилась. Еще пару шагов, и она чуть было не пала.

 - Ты как?

 - А… все хорошо. Просто немного устала. Наверное, мне следует поменьше пролеживать в постели.

Человек, улыбаясь, закивал в знак одобрения.

Дальше, свернув в левую сторону, они шли в полном молчании среди зеленной и желтой мокрой листвы. Дождь потихоньку усиливался.

Луна исподволь посматривала на часто улыбающегося Кира, созерцающего довольно красивый лес: стройные деревья с кривыми сучьями, кривоватые деревья с прямыми; зеленые, желтые, оранжевые и золотистые листья; коричневые и белые с черными пятнами толстые и тонкие стволы; крупные и мелкие шишки, большие и мелкие камни тут и там встречались на земле, сквозь которую прорывались толстые змеящиеся корни деревьев, - красота да и только, но ее портит черное небо и этот мерзкий дождь. Он так добр с ней, а она… она не хотела этого. Заметив ее взгляд, он широко улыбнулся ей, и краснота прошлась тенью по ее щекам.

Вскоре она увидела узкую тропу, ведущую вниз, справа которой вдали был вбит неизвестно зачем прогнивший деревянный кол. Потом ей встретилось множество таких кольев, вбитых то справа, то слева. На последнем, сломанном, была плохо видная засохшая кровь, понемногу смываемая дождем. Ей встретились также и покореженные деревья. А еще чуть спустя, она увидела огромную яму среди этих деревьев. <em>Это другое место,</em> заметила она, почувствовав вновь ложную толику магии, <em>раньше я здесь не была.</em>

 - Что ты об этом думаешь? – спросил человек, указывая на яму.

 - Думаю, здесь что-то упало… что-то крупное.

 - Да. Я вот думаю, ты тут и упала. – Человек задумался. – Однако наткнулся я на тебя не здесь – а у того камня. И как ты там оказалась – загадка. – Он подошел к краю ямы. – Быть может, кто-то нашел тебя раньше меня и отнес туда, вот только зачем? Почему он тебя сам и не спас, если таковой был, а лишь просто перетащил в другое место?

Кто-то обнаружил ее раньше Кира? Бред, лишенный смысла: зачем кого-то еле живого просто перетаскивать в другое место? Тем более в их мире лишь у людей есть разум, а если б на нее наткнулся какой-то другой человек, он бы либо помог, либо бы оставил ее подыхать. 

Луна промолчала, не зная, что ответить.

 - Может, тебя хотел спасти кто-то другой, а увидев меня, оставил в том месте? – Человек нахмурился. – Загвоздка лишь в том, что здесь никто не живет на много лиг, кроме меня.<br />

<em>“А если меня спасла моя магия: поддерживала мои силы и когда почуяла другую жизнь, перенесла поближе к ней, - и стоило это все моей силы”,</em> - мысленно предположила она, сильно сомневаясь в этом. Как могла ее магия сама по себе действовать? Вот уж загадка.

 - В.. ты говорил, что мы пойдем к тому камню? 

 - Говорил, - согласился он. – Но я еще хотел показать тебе это место, которое обнаружил ночью, пока ты спала. – Он обернулся к ней и показал на восток. – А то место, вон, в той стороне, не так уж далеко кстати. Пойдем, покуда дождь не превратился в ливень, а земля – в грязь.

Они поспешно шли, Луна между тем безуспешно пыталась развеять эту тайну. Все предположения казались полной бессмыслицей: магия не действует сама по себе, если предварительно не использовать такое заклинание, людей здесь нет на много лиг, как сказал этот человек. Может ли это значить, что она сама добралась до этого надтреснувшего камня, не осознавая этого?

Когда они дошли до места беседы, уже было трудно не замараться.

Человек разостлал плед, сел у его края, воткнул зонт в землю и приманил Луну к себе. Она села так, чтобы Кир был подальше от нее, но и так, чтобы ее скрывал зонт, однако он все равно был слишком близок к ней, и по ней пробежали мурашки.

 - Позволь начать мне первым, - напрягся он. – Этот лес многое для меня значит. Здесь, будучи мальчишками, мы с моим душевным другом многое пережили… в основном хорошее. Мы – я, он и парочка еще общих друзей - даже сюда сбегали от наших родителей, пробыли здесь двое суток одни, пока нас не нашли. – Человек издал что-то вроде легкого смешка. – Помню, как мы строили огромные шалаши, и считали их замками. Играли в рыцарей и лордов, - получали одни лишь синяки да ссадины, но сколько веселья! Было, конечно, и плохое: как-то раз, когда наша компания была на пикнике, я, не пойми с чего вздумал, прогуляться один. Забрел в самую что ни на есть глубину леса, потерялся. Потом меня отыскали. Но страху же я натерпелся!  – Человек попробовал дотронуться до нее, но она увернулась. – Прости, - следом огорчился он. – Как ты, смею надеяться, поняла – я вел к тому, что ты не одна любишь приключения, и не одна из-за них совершаешь горькие ошибки. Так что можно было тогда не бояться поведать мне правду сразу.<br />

<em>“Неужто он все-таки забыл?!”</em>

 - Я этого… - Внезапно все стало как в тумане, она повертела головой, и мигом все прошло, хотя голова сильно загудела. – Я не боялась сказать тебе правду, что я использовала древние заклинание, и что, возможно, совершила в нем ошибку. Нет.

Человек вопросительно поднял бровь.

“Ты мог бы подумать, что я во всем делаю ошибки. Что я слишком маленькая для таких вещей”, могла бы сказать она, будь у нее хоть щепотка храбрости. 

 - Вы сами сказали, что нужно начинать помаленьку.

 - Да, конечно, но я ничего не говорил о лжи. Тем паче, что ты сама, спустя малое время, поведала правду – и в чем был смысл тогда этой лжи? – усмехнулся человек.

 - Я хотела сперва узнать что-то о вас, прежде чем расскажу что-то значимое о себе.

Человек снова потянулся почесать ее за ушком, и на сей раз она не стала увиливать.<br />

<em>“Ох… как же горячи его руки - даже в непогоду!”</em>

Луна на кратчайший миг бросила свой взгляд, наполненный сапфирным океаном с черными впадинами, на него так, что волны этого океана захлестнули ее, бросив в дрожь.

 - Ты вся дрожишь! – ужаснулся человек.

 - Д-да, - отбила она кое-как зубами. – Н-наверно от холода, от д-дождя.

Кир тут же встал, снял легкую курточку и укутал ею ее.

 - Легче?

 Луна застенчиво кивнула. 

 - Уверена? Может, пойдем домой, в теплое место, и продолжим там?

 - Нет нужды – дрожь уже уходит, - прилгала она. Дрожь, может, сталась не такой заметной, но она все так же пробирала ее. Почти до боли.

 - Будь по-твоему. – Человек молча уставился на черное небо. 

Он не знает, как начать, огорченно поняла Луна – если не решить это сейчас, ей вскоре совсем станет неуютно.

 - Я… - <em>Ну же, смелей, маленькая девочка, сама же это натворила, так и решай.</em> – Я хотела попросить… прощения за то, что сказала… и сделала… Я…

 - Не нужно, - резко оборвал он ее не смелую речь. - Глупо просить прощения у меня, когда это я сам обязан сделать. Не надо было мне так далеко заходить с такими-то вопросами… Это твое личное.

 - Но я же… - чуть было не ляпнула она лишнее, как Кир приставил большой палец к ее губам, заставив вздрогнуть всем телом. Дрожь немедля проявила себя с новой небывалой силой, в глазах стало темнеть, голова сделалась тяжелой, в ушах лил дождь, заглушая другие звуки.

Кир, опешивший, с округленными глазами навыкате как у рыбы, высившийся над ней, постепенно терялся во мраке. Во рту Луна ощущала вкус собственной крови, по мордочке что-то стекало – дождь, наверное. Она двинулась к все теряющемуся во тьме облику Кира – но был ли это он? Ей так и не удастся узнать. Что-то упало, послышались крики, она почувствовала леденящий холод и чье-то мягкое, вязкое прикосновение. Ее что-то укрыло, холодное, как рука самой смерти. Ее мысли терялись где-то во тьме – там, где Кир. Луна закрыла глаза, слыша, как льет только дождь – и ничего боле, в надежде, что она потеряться вместе со своими мыслями и увидит Кира.

Но пред ней предстало совсем другое: грязь, кровь и боль.

Перевод в комментах. Оригинал. (Часть 1)

                                                                Тёмный альянс

Глава четвертая: Тернистый вопрос

Она стояла нагая перед золотым зеркалом, когда дверь тихонько отворилась.

 - Принцесса… - раздался мелодичный голосок.

 - Да-да, заходи, дорогая Глори. Поможешь мне выбрать на сегодня платье?

 - Да, конечно, принцесса, - улыбнулась кобылка, и тут же тяжко вздохнула. – Сир Дельвин просил вам передать, что он сожалеет, но в скором времени должно начаться заседание Белого Совета, вечером. Это, разумеется, не так уж скоро, но… у вас есть на сегодня и другие неотложные дела. Принцесса.

Заседание Белого Совета. Она отложила его уже и так на два дня и третий, возможно, будет лишним – члены совета ее излишне долго ждут. Хотя она б охотно отложила его еще на две, три недели, но она осознавала, да и сир Дельвин уверял, что лучше покончить с этим пораньше, чем то и дело переносить.

 - Ах, я помню, дорогая. Ты мне лучше скажи, как там чувствует себя мой капитан. – После того, как сир Аггриг угодил в темницу, некому было боле сменить сира Дельвина нести стражу у ее покоев. Вот он ее и несет четвертые сутки подряд.

 - С ним все в порядке, видно глазу, ваше высочество, но я думаю, что шестые сутки он вряд ли сможет продержаться – его глаза уже не такие бодрые как прежде.

 - Ох, бедный мой капитан - горько ж приходиться ему, неся это постоянное бдение, - вздохнула она. – Ну, тем лучше нам поторопиться, дабы хоть как-то облегчить страдания сира.

Она подошла к гардеробу, открыла его и выложила несколько платьев. Одно было вперемежку с цветом морской волны бархатом, голубым атласом и небесным шелком, покроям на лифе вышиты золотом нити, другое было не менее простое – белое атласное платье с лиловым корсажем, украшенное золотыми нитями и мелким изумрудами на рукавах. Да и третье не уступало обоим: легкий белый шелк сказочных восточных земель, с короткими рукавами и широкими слоеными юбками. Однако ж четвертое особенно выделялось среди остальных: серебристое парчовое платье с прорезями и множеством разных малюсеньких камешков: жемчугом, опалом, топазом, белым бериллом. 

 - Какое, по-твоему мнению, подобает надеть?

 - Мне кажется более подходящим с корсажем, только… 

 - Если поглубже вдохнуть то, тогда, я думаю, налезет на меня, - улыбнулась она. Глори бросилась в краску, а Селестия издала легкий смешок. – Ах, не красней так, я и сама тогда чувствую себя неловко.

 - Хорошо. Может, вон-то, первое, платье, принцесса… или то, с юбками. Оно бы смотрелось на вас очень красиво, даже много лучше, чем с корсажем. И в гриву можно воткнуть белую розу, да еще немного жемчуга…

Принцесса лишь улыбнулась такому воображению.

 - А как насчет парчового…

 - Эта зело тяжелая ноша, - перебила ее кобылка. – А… простите меня, ваше величество, я не хотела, просто немного увлеклась, совсем чуть-чуть, я, - как могла быстро выпалила она.

 - Да ничего такого, дорогая, я не в обиде, не сержусь. Я ажно рада такому воображению.

Остановились они все же на втором платье, откинув тяжелое парчовое, разнородное и с широкими слоеными юбками. Селестия была права: это платье на нее налезло с большим трудом, как на какую-нибудь толстуху, но не только права оказалась она, а и Глори тоже – оно смотрелось на ней просто чудесно. Оно идеально подчеркивало ее формы и фигуру.

 - Как там поживает твоя матерь, леди Лорианна? – расслаблено вопросила Селестия, отдаваясь в размеренные движения своей фрейлины, которая ласково расчесывала ее гриву у зеркала. – С ней все в порядке? А то… как я помню, ты мне неделю назад поведала, что она упала и расшибла бедро.

Кобылка немного замялась, наверно думает, рассказать все или так, в общих чертах. 

 - Ей стало лучше, однако, она все еще хромает и у нее иногда бывает горячка, - вероятно, это из-за того, что она недавно подхватила простуду. Я приводила лекаря домой, и он сказал, что все с ней будет хорошо, побольше отдыха и поменьше нагрузок. И пред тем как уйти, он дал нам какую-то настойку и сонное вино. – Кобылка ненадолго приостановилась. - Я надеюсь, они помогут моей матушки.

 - Это хорошо, что ей стало лучше. Но коли ей станет худо, обратись ко мне – у меня есть придворный врач, - любезно предложила Селестия. – Согласна?

 - Да, принцесса, спасибо.

<em>Как же прекрасно получается у нее расчесывать гриву,</em> подумала Селестия, и закрыла глаза от наслаждения, погружаясь в сон.

Ей снилось излюбленное место отдыха, Вишневый пруд. 

Она спокойно лежала на узорчатой мягкой ткани, слушая балладу “Кубок вина” и тихонько попивая чуть подогретое вино со специями. Солнце игралось, посылая теплые лучи ей прямо в глаза и стражу вокруг нее – от их полированных доспехов отражались лучи, посылая их еще куда-то дальше. Допив последние капли вина, она позвала слугу, чтобы тот наполнил ее бокал. Серый земнопони в пестром одеянии незамедлительно явился. Его штоф наклонился, и от туда полилась жидкость багряного цвета. Она пригубила ее - и тотчас отбросила бокал. Багровая жижа разлилась, впитываясь в землю. <em>Кровь. Эта была кровь,</em> мелькнуло у нее.

Она было хотела что-то сказать слуге, но он как в воду канул, только штоф и остался от него. Штоф полный крови.

 - Капитан, что тут происходит? Куда пропал мой слуга? – резко спросила она, вперившись в капитана, но он молчал. Все молчали, кроме нее. – Что делает кровь в штофе, капитан? – вновь задала она вопрос, но он опять продолжал быть безмолвным. – Вы будете отвечать на мои вопросы, сир Аггриг, али вам язык отрезали?.. – Дальше она умолкла, вспомнив, что тот находится в темнице закованный в цепях, а сейчас рядом с ней, сир Дельвин. – Ох, простите меня, сир, я забылась.

Безмолвный капитан издал грубый смешок.

 - Что тут смешного? - недоуменно  спросила Селестия. Тот в ответ только сызнова издал этот смешок, повернувшись к ней. Доспехи были на нем не сильно массивные, но они его закрывали с ног до головы, а забрало шлема было схоже с лицом умиротворенного стража. На заднем бедре висел меч. – Сир?

Тот взревел ужасающим хохотом, долгим и мрачным. 

Что с ним происходит, с ее капитаном… или, быть может, это кто-то иной?

 - Сир, с вами все в порядке? – Она поднялась на ноги. - Умом не лишены? А то я погляжу… - В следующий миг она почувствовала удар, угодивший ей в мордочку, кровь потекла из разбитой губы. От удара она не упала, однако опешила – ее ударил собственный капитан, взявший на себя обязанности двоих. Может, он обезумел из-за длительного бессонья?

Он двинул ей снова, разразившись смехом. Потом еще. И еще. И еще. Она валялась на земле, мордочка была вся в крови; а тот мрачный леденящий смех, будто эхом разносился повсюду. Магию использовать она пыталась, да только толку с этого не было – она боле ее даже не чувствовала. Когда она ощутила резкую боль в животе – ее вырвало, то ли вином, то ли кровью. Затем все прекратилось: ее перестали избивать. И тогда она попыталась встать. Ей это удалось. С большим трудом – колени подкашивались, голова гудела, а живот зверски болел. Она была вымазана грязью, вином, кровью, да и запах от нее был не самый лучший, как от какого-нибудь бродяги без бита в кармане.

Обезумевший капитан тихо стоял, уставившись на нее своим жестоким безумным взглядом. На его доспехах виднелись следы крови.

 - Стража, схватить его, - приказала она, осознавая, что ее слова лишены смысла – стража осталась слепа к произошедшему. Повторив ее еще раз, эту фразу, умалишенный гаркнул “нет” и закатился от смеха.

 - Нет! Нет! – пытался все что-то сказать тот, еле сдерживая смех. – Нет. Они станут этого делать. Они не твои воины, больше не твои, они – мои.

Дальше он замолк. Стража расступилась, образовав проем для выхода. Но выхода не было - была только плаха. Ее взору открылся помост, на котором была большая деревянная конструкция с выемкой для головы и двумя держателями для крыльев, на которых болтались цепи. Внутри у нее что-то сжалось.

 - Нет! Вы не посмеете! Я же ваша принцесса, - только и успела взмолиться она, как на ее голову обрушилось нечто тяжелое от чего она пала. 

Она ощущала, как ее волокут по земле, однако она не противилась: все равно в том или ином случае ее ожидает смерть. Когда ж ее подняли и бросили на эшафот, ей помогли встать, и тут она узрела - помост уже был в крови, и на нем лежала корзина, прикрытая окровавленной тряпкой. <em>Это, наверно, чья-то голова,</em> тошно подумалось ей. 

Следом ее подвели к деревянной конструкции и резким движением двинули ее голову к выемке; удар оказался столь сильным, что у нее перехватило дыхание, но, благо, оно вернулось через несколько секунд. Вслед за этим она ощутила острую сталь на крыльях и через миг пронзающую ее крылья боль, она вскрикнула, подняв голову и услышав, пред тем как почувствовать вновь боль в горле, позвякивание натягивающихся цепей. Перед ее взором предстала предательская и жестокая картина: почти вся ее личная гвардия и тысячи разночинных жителей Эквестрии стояли и, вылупив глаза, наблюдали за происходящим беззаконьем. Вы же любили меня, ваше Солнце, все хотелось ей  крикнуть им, чтобы они вспомнили, как она была добра к ним. Но завидев их ухмылки, отбросила эту безрассудную мысль.

В толпе изменников поднялся гомон. Вскоре оттуда, расталкивая толпу, показался единорог в красно-черном богатом одеянии и красной шляпой с пером. Он, натянув улыбку до ушей, стал пред людом и достал пергамент из кожаной сумочки, накинутой чрез шею.

 - Лорды и леди, лесники, рыбаки и жены их, да все прочие, - мерно возвышал голос глашатай, - эта осквернительница, наша бывшая принцесса солнца, посеяла раздор и хаос во вся Эквестрии. Сгубила принцессу Луну, сестру ее, погубила не одну жизней тысячу она да боле. Уморила ажно капитанов своих, осквернительница эта и убийца. А засим приговариваем ее мы, жители Эквестии, смертью, через такую ж злобную казнь, как и деяния ее.

Осквернительница? Убила свою любимую сестру? Посеяла хаос? Вы что дураки? Она бы никогда этого не совершила, даже не допустила бы.

Его слова в скопище изменников вызвали одобрительные возгласы.

 - Да, убейте эту суку, - крикнул чей-то бас, и возгласы усилились.

Вперед вышла кобылка и кинула камень в нее. 

 - Я из-за нее сына потеряла, - прорыдала она и бросила еще один. – Отрубите голову этой суке!

 - Долой принцессу-суку! Долой ее! Долой! – все не унималась толпа. Но вскоре она притихла, а когда заговорил умалишенный капитан, стоящий по правую сторону от нее, и вовсе затихла.

 - Я знаю ваше недовольство, я же решу его. – Недовольные вслушивались в каждое его слово. – Она будет страдать так же как вы. Тем не мене она знатного рода и правила Эквестрией долго и разумно, до недавнего времени, и ей будет даровано последнее слово. Или небольшое одолжение. – Изменники зароптали, а капитан повернулся в ее сторону, не обращая на это никакого внимания. – Ну что ж, принцесса, твое слово.

Какой смысл от этих пустых слов, когда она потеряла ровно все – жизнь они ей не даруют и ложные деяния не исправят, а больше и нечего просить. Хотя…

 - Как погибла моя сестра. – Хоть узнать, быстра ли у нее была смерть. – Быстро?

Тот только посмеялся от ее вопроса.

 - А я-то думал ты попросишь меня отыметь тебя напоследок, - зубоскалил капитан, - у тебя ж давненько никого не было, вся течешь, поди. Ничего: после казни у тебя дырка еще будет достаточно горяча, вот я и развлекусь. – Он вновь рассмеялся. -  Ну да черт с тобой. Твою сестру нашли с перерезанным горлом и вспоротым животом, придерживающей собственные кишки рядом с каким-то жеребцом. Что ж. - Он снял шлем. Длинное лицо, небольшие красивые кобальтовые глаза, длинная серебреная грива с небольшой примесью железа, особенно мускулистая жилистая шея – сир Аггриг, поняла она. И оторопела. – Пора привести казнь в исполнение. Сир Даларад Риз и сир Глевинтон Блад, займите свои позиции. – Двое гвардейцев в золоченной стальной броне с мечами в зубах подошли к ней сзади и стали каждый у крыла. <em>Что они собираются сделать!?</em> – Исполняйте! – громыхнул он без единой улыбки.

Она направила свой взор на яркое палящее солнце, догадываясь, что ей придется испытать; оно ее слепило, и это хоть как-то уводило мрачные мысли. <em>Я должна стерпеть боль,</em> пообещала она себе, однако, когда она ощутила снова острую сталь на крыльях, она вскрикнула, воздев голову к небесам. Услышав позвякивание цепей и громкое “хлоп”, она почувствовала сызнова сталь на левом крыле, потом еще и крыло наконец-то отсеклось. Она рыдала, орошая помост слезами и кровью. Толпа же ликовала. 

 - Рубите в следующий раз сильнее, сир Даларад!

 - Да, капитан, - ответил молодой голос.

Он, подвинув ее голову, нежно погладил по гриве. 

 - Я тебя любил, а ты же унизила меня. Но я тебя прощаю, любовь моя, - ласково прошептал он ей на ухо. Он и тогда сказал “моя любовь”, но он же давал обеты, ему нельзя, запрещено! А сейчас это и вовсе похоже на издевку. – Всего-то ответь мне на один единственный вопрос: ты любила меня?

 - Сир, вы ж обеты давали, - хлюпая носом, прорыдала она. 

 - Обеты… да, давал. Но разве они запрещают хотя бы любить… да. – Он улыбнулся. – Мы могли бы никому не говорить о нашей любви. Жаль, что уже поздно. – Повторив еще раз, что он ее любит, сир Аггирг занес слабо мерцающий клинок. На его устах играла улыбка, жилы на шее надулись, в одном глазу стояла слеза – от радости, наверно. 

Она крепко закрыла глаза, ожидая очередного прикосновения холодной стали, но в этот раз последнего прикосновения. Спустя долю мгновения изменники заторжествовали, а она ощутила во рту смесь двух вкусов – крови и яблок.

 - Принцесса… принцесса, - тихо шептал голос. – Ваше высочество, прошу прощения, я не хотела вас будить, но я закончила. Да и день уже начался, ваши обязанности… 

Селестия протяжно зевнула, прикрыв рот копытцем.

 - День! – ахнула она. – Так скоро! Неужели я могла так долго почивать. – Она принюхалась. – Что это за запах, яблоки?

 - Служанка принесла вам завтрак, запеченные яблоки с орехами и сладкую наливку. Изволите покушать?

 - Нет, я не голодна. – После такого сна в нее даже вино не залезет. – Тем паче у меня больше нет времени на завтрак и кое-какие мелкие дела. Думаю, и сир Дельвин уже заждался. – Она присмотрелась в зеркало, и встала со стула. – Жемчуг у меня в гриве смотрится довольно красиво, спасибо, дорогая.

 - Я просто подумала, что он подойдет вам. Простите за мою наглость, принцесса.

 - Ах, перестань извиняться за каждую глупость, - махнула копытцем Селестия. - Ты помогаешь мне собираться уже не первый год, так что, я думаю, ты достаточно осведомлена о моих предпочтениях.

Она подошла к двери.

 - Ну что, пойдем.

 - Да, принцесса. 

За дверью стоял ее капитан, сир Дельвин Маллорион. На нем были красивые рифленые доспехи без шлема, небесно-голубой парчовый плащ, скрепленный эмблемой его дома, голова в рыцарском шлеме с белой розой в зубах. Дельвин очень красив: смазливая прямая мордочка, большие бледные глаза, поджарое тело, но он в разы хуже как воин, чем Аггирг. На это место он попал, не столько по воинскому мастерству, сколько по его благородному сильному дому. Он лучше остальных гвардейцев, но все же…

 - Здравствуйте, сир Дельвин. Вы хорошо себя чувствуйте? - осведомилась она, видя, что он еле стоит на ногах и его глаза чуть ли не смыкаются. – А то вам сегодня предстоит побывать на заседании Белого Совета, высказать свои суждения по различным вопросам.

 - Да, ваше высочество, со мной все хорошо, - почти тотчас ответил он. - Я готов и дальше нести бдение, пока вы не решите… капитанский вопрос.

<em>Лучше бы вы не напоминали об этом,</em> мысленно сказала она, а вслух ответила:

 - Я постараюсь его решить на сегодняшнем же заседании. А пока я прошу вас сопроводить меня до королевской приемной, сир.

Капитан молча кивнул.

В приемной царила тишина, если не считать крики толпы, доносящиеся сквозь толщу стен снизу, хотя они тут едва ли слышны, – но за две недели опостылели напрочь. Какой-то дурень распустил слухи, что Селестия, родная сестра любимой Луны, заточила ее в каком-то тайном месте. Эквестрийцы поначалу не верили, покуда один из мелких лордов не заявил, что это истина и он сам видел, будто ее ночью силком тащили закованной в цепях. А когда этого зачинщика лишили лордства, но разрешили оставить некоторое достояние и остаться не изгнанным, простонародье и еще несколько лордов вознегодовали и начали открыто проявлять крамолу. Она решила лучше не препятствовать им, дабы не усугубить положение еще сильнее, но штраф за разжигание розни она ввела; вскоре толпа поутихла, казна пополнилась, но самые бойкие остались – а их немало. Они все требуют освободить Луну, даже после того как она им лично сказала, что сама не ведает где та. Не верят собственной принцессе, что сказать, глупцы.

Рядом с ее золотым троном стоял капитан, сомкнувший глаза – и больше никого. Вскоре сюда должны привести посла, а лишние уши ни к чему, пусть это даже будут ее личные гвардейцы. Полностью довериться можно лишь капитанам – они отдадут за нее жизнь. Даже Аггриг, ослушавшейся ее.

Прошло не больше десяти минут, когда раздался звук отворяющихся дверей. Дельвин мигом открыл глаза и уставился на грифона. Посол был высок, но согнут, с большим толстым клювом и ореховыми крыльями, в красном просторном одеянии с широкими рукавами. Он представился как Резвирзон Носоро. И без промедления начал рассказывать на высоком языке с ужаснейшим произношением, что он прибыл из Восточного Королевства грифонов, что его государь случайным образом узнал, что Даоариас находится на ее земле, и просит нам его выдать за сотню тысяч монет. И так же он желал бы лично познакомится с прекрасной Селестией. Произношение посла было столь ужасно, что ей приходилось вслушиваться в каждый писк, издаваемый им, и то, она поняла лишь половину сказанного.

 - Я польщена, - сказала Селестия, как только тот закончил. – Однако ж я не могу отдать вам этого убийцу, прошу прощения у вашего короля.

Посол ее явно не понял, и она повторила это отчетливо.

 - Мой государь это предвидел: он вам даст втрое больше, если вы отдадите этого душегуба нам. – <em>Как же ужасна его речь, пусть смилуется надо мной Скиталец!</em>

 - Я благодарна столь щедрому предложению, тем не менее, я вынуждена и эту отказать.

Но посол все не унимался:

 - Мой король сказал, коль вы и это предложение отвергните, тогда он даст еще вдвое больше монет и четыре сундука лучших драгоценностей вдобавок к этому.

 - Простите, но, ответ останется тот же.

Посол пришел в явное замешательство.

 - В-ваше высочество, вы не можете…

 - Могу: Даоариас находится при смерти, его крыло чернее тучи, как и большая часть правой стороны его тела, он вопит днем и ночью, не смолкая ни на секунду. Над ним хлопочут лучшие лекари Эквестрии, однако, он вряд ли выживет.

 - Но… мой король желал лично воздеть его голову на пику…

 - Еще раз прошу прощения у ваше короля, - ввернула она. – Даже ежели бы он был в добром здравии, самое большое наказание для него было б – изгнание. Остальные противоречат нашим законам.

Посол посмел бросить на нее дерзкий взгляд.

 - Вы можете, хотя б отдать нам его голову, когда он умрет?

 - Нет: я нашла его, он умер на моей земле – мне и следует отдать его Высшим. 

 - Ваше величество, - гневно выпалил он. 

 - Прости меня и наши законы. Аудиенция окончена. – Как он мог вообще так дерзко разговаривать с ней? – Проводите доброго посла, сир Дельвин, и возвращаетесь поскорее, нам нужно успеть на совет, уже близится вечер.

Она успела уже принять горячую ванну с благовониями и пообедать, когда раздался стук в дверь. За ней оказался Дельвин.

 - Прошу извинить меня, моя принцесса, за столь долгую задержку, - поклонился капитан. - Посол все не хотел уходить, пришлось силой выпроводить его за городские ворота. И переодеться.

 - Я надеюсь, с ним все хорошо. Вы не причинили ему никакого вреда? – Она смерила его взглядом. На его белом фраке слабо виднелись небольшие следы грязи. – Капитан? – Она привстала. По ней бежала вода.

 - Э… Да, ваше высочество, - заерзал на месте он. – Он в полном здравии. Вот только…

 - Только что? – Неужто он пострадал? Это весьма усложнит отношения с восточным королевством. Они и так не самые лучшее. – Сир, если это то, о чем я мыслю, то ваша капитанская должность перейдет более подходящему кандидату, - с полным намерением пообещала она. – Вы же не запамятовали, что капитан избирается не только по воинскому мастерству, а и по богатому складу ума.

 - Когда мы его выпроводили за ворота, он сказал, что его государь, как он считает, наверняка примет ваши извинения, однако, только от вас лично. – Дельвин тряхнул своей небесно-голубой гривой. <em>До чего во же он красив,</em> подумала она. – Но я думаю это ложь. Некие слухи дошли до моего уха, что Даоариас изнасиловал его малолетнюю дочь - а потом размозжил ее голову копытом. 

Селестия помрачнела.

 - Даоариас… - Она выбралась из ванны. – Я нашла его в Вишневом пруду, и отдала благородному сиру Аэтию. – Поначалу она очень хотела оставить себе это чудо – он был намного крупнее других жеребят. Но в те времена, после изгнания Найтмер мун, ее жизнь то и дело подвергалась опасности, и она не желала, чтобы этакое чудо пострадало – или вовсе погибло. Поэтому она стала изыскивать какого-нибудь рыцаря, на которого бы вряд ли напали и который смог бы научить уму-разуму, и ее выбор пал на старого Аэтия, благородного и могучего, из дома Бладов. Тот охотно принял его под свое крыло.

Она тайно приставила к ним шептуна. Он доносил ей, что рыцарь относиться к нему с отцовской любовью, но чрезмерно твердо. Требует очень много, и часто почти недостижимого. Спустя десять лет, она убрала доносчика, убедившись, что так будет лучше, однако частенько захаживала к ним. Но зря. Через малое время они развеялись, как дым. И только спустя долгое время вернулся один лишь Даоариас. Уже не тот.

Она откинула печальные мысли, не желая больше думать об этом.

 - Не мог столь знатный муж воспитать выродка. Это все россказни, не более. – Она подошла к гардеробу. – Ладно, хватит об этом. Изволите помочь мне одеться, сир, а то моя фрейлина где-то запропастилась?

 - Да, моя принцесса.
...

Восемнадцатая серия восьмого сезона

А до конца лета осталась неделька. Все уже успели насладиться им по полной? Сколько раз выбирались на природу поплавать, на шашлыки? Сколько раз собирались с друзьями и ели мороженку? Явно недостаточно. Ну да ладно, ещё не всё потеряно, есть ещё неделька это наверстать. А сегодня у нас давно уже всем известная серия. Но традиция есть традиция =Р

Время трансляции: с 18:30 по МСК.

Список онлайн-трансляций:
Brony State
World of Equestria
BronyTV
HasbroMLP
Otaku Ascended
Brony Network
CMC Clubhouse
Cutie Mark Crusaders 
Mahlibalazs

Otaku Alt

Тексту кусок:

         Воскресный полуденный зной благоприятно сказывался на прибыли понивильского кафе. Пони всех возрастов спешили посетить уютное заведение галантной Мисс Караван Пэйс ради охлаждающего молочного коктейля или порции мороженого. Надвинув свою шляпу-котелок в черно-белую клетку, хозяйка заведения обычно привечала всех широкой улыбкой и распростертыми объятиями. Но только не в тот день.

         Нечто неуловимое и тревожное витало в воздухе, заставляя сердце Караван биться чаще. Её волнение невольно передавалось посетителям, постепенно сводя на нет милые разговоры и болтовню ни о чем. Даже птицы за окном перестали щебетать, проникаясь общей атмосферой. Нечто надвигалось на кафе, словно потрескивающая от напряжения волна цунами подкатила ко входу, угрожая затопить собой всё и вся.

         Двери кафе распахнулись и внутрь вошла пара жеребят. Их мордочки, оттененные ярким светом с улицы, скрывали следы натянутых улыбок. В тиаре розовой кобылки затерялась россыпь бликов полуденного солнца; жемчужное же ожерелье второй земнопони гармонично сочеталось с её серебристой шерсткой. Юные жеребята, совсем ещё школьницы на миг замерли на пороге, молча осматриваясь. Под их взглядом посетители поспешно отворачивались, притворяясь, будто заняты своим делом, но даже тогда ощущение тревоги не уходило. Мисс Пейс почувствовала, что если в Понивиле сегодня и случится что-то невероятное, то это будет именно здесь и сейчас, прямо у неё на глазах.

         Кто-то из посетителей, не выдержав, поспешно бросил монеты на стол и поспешил к выходу, запоздало осознав, что от выхода его отделяет пара жеребят. Впрочем, для них посторонний пони не представлял никакого интереса. Удовлетворенно кивнув, кобылки уверенно и не спеша двинулись к освободившемуся столику. Каждый их шаг отдавался в воздухе словно удар колокола, отсчитывающий полуденный бой. Всего несколько секунд отделяло всех собравшихся здесь от…

         — Два мороженных, пожалуйста! — елейным голоском попросила Даймонд Тиара и, встретившись взглядом с подругой, вывалила горсть монет на стол: — Экстра большие порции.

         Нервно сглотнув, Караван Пэйс утерла пот и, кивнув, принялась за работу. Дрожащими копытами она принялась накладывать шарики мороженного в креманки. Один, второй, третий... На шестом она неуверенно глянула в сторону посетительниц, но те лишь буравили друг друга пронзительными взглядами, улыбаясь кончиками рта. “Безумие”, — пронеслось у неё в голове, когда она на негнущихся ногах шла к злополучному столику с подносом. 

         — В-ваш заказ, — с замиранием сердца пролепетала Караван и, получив благодарный кивок, сгребла монеты и сиганула обратно за стойку.

         — Начнем, подруга? — как ни в чем не бывало спросила Тиара, подвигая к себе креманку. Гора мороженого внушала трепет любому взрослому пони, ну, кроме, разве что, Пинки Пай. Подумать что обычная кобылка будет в состоянии осилить шесть шариков, мог разве что безумец. 

         — Погоди, — подняла копыто Сильвер Спун. Все пони замерли в ожидании. Напряжение в воздухе было настолько густым, то его можно было черпать ложкой. Кобылка сделала неуловимый жест и в её копыте оказалась серебристая ложка. Искусная гравировка изображала некое мифическое существо, похожее на дракона, поедающее сияющие сферы. Придирчиво изучив свой инструмент, повертев его со всех сторон, Сильвер Спун удовлетворённо кивнула. — Прежде чем мы начнем нашу дуэль, стоит обговорить условия.

         — Хорошо, — с утомленным вздохом согласилась розовая пони, с тоской глядя на подтаивающее мороженое. — Мы едим на скорость. Первый завершивший побеждает. Проигравший угощает победителя мороженым до конца лета.

         — Отлично, — Сильвер Спун удовлетворенно хмыкнула. — Я буду использовать свою любимую ложку. Надеюсь, ты не против?

         — Нисколько, можешь использовать хоть две. Это никоим образом не повлияет на мою победу, — вздернула носик Тиара. — Готова?

         — Более чем! — кобылки замерли, буравя друг друга взглядами. Даже посторонний мог ощутить волны здорового соперничества, исходящие от этих жеребят, как и их несломимый дух.

         — Дайте нам обратный отсчет, — требовательно бросила в пространство Сильвер Спун. Посетители, не в силах противиться послушно хором начали считать.

         — Три, два, один, — прозвучали разноголосые выкрики. Все внезапно замолкли, не в силах выдержать нагрузки, но Караван всё же смогла едва слышно выдавить из себя: — Старт!

         Кобылки, словно Цербер сорвавшийся с цепи, набросились на свои порции. Ложки замелькали с такой частотой, что их было практически невозможно разглядеть. Мороженое же напротив стремительно таяло на глазах, исчезая в изголодавшихся по сладкому жеребятах. Очевидно, долго это продолжаться не могло и первой ощутила боль Даймонд Тиара. С глухим стоном она, не выпуская ложки, ударила копытом по столу, заставив креманки подскочить на своих местах, свободным копытом хватаясь за голову. 

         — Естественная реакция организма на быстрое поедание мороженного, — едва слышно прошептала себе под нос Караван Пэйс. — Холодная пища при воздействии на верхнее нёбо вызывает спазм сосудов как защитную реакцию, и, следовательно, сильную, но недолгую боль.

         Словно в подтверждение его слов Сильвер Спун вскрикнула от боли, звякнув своей серебрянной ложкой по краю креманки. Её заминка дала небольшую фору подруге, но земнопони лишь встряхнула головой, прогоняя остатки боли и взялась за мороженное с удвоенной силой и скоростью.

         — Даже взрослые пони не в состоянии вытерпеть эту боль, а эти кобылки лишь морщатся и продолжают, — Караван продолжала восхищенно бубнеть, невольно выступая в роли комментатора дуэли. — Воистину эта парочка обладает немыслимой силой, неподвластной простым пони.

         Жеребята времени зря не теряли. Поочередно вскрикивая и вздрагивая от то и дело накатывающей боли, кобылки не сбавляли скорости. Мороженое, не выдерживая столь яростного напора, стало таять, превращаясь в жидкую кашицу. Приняв это как сигнал к действию, Тиара отложила в сторону ложку и с видом победителя усмехнулась.

         — Думала, заболтав меня с самого начала и дав мороженому растаять, у тебя появится шанс на победу? — обратилась она к Сильвер Спун. — Как бы не так. Сейчас ты узришь мою технику поедания без ложки!

         С этими словами розовая кобылка мордочкой набросилась на мороженное, языком яростно слизывая и захватывая податливое содержимое креманки. 

         — Немыслимо! — Восхищенно вскрикнула Караван Пэйс, теребя в копытах свою шляпу-котелок. — Это же легендарная техника Смарт Куки! Я слышала, что ею пользовались лишь предки-основатели в ледяных пещерах Вендиго, буквально проедая себе путь к свободе! Неужто она смогла ею овладеть?!

         Поединок продолжался, уже половина мороженого переместилась внутрь кобылок и их темп поубавился. Соревнование в скорости постепенно переходило в испытание выносливости. Вскрики боли звучали всё реже. В какой-то момент темп Даймонд Тиары стал резко падать. Тут уж земнопони позволила себе прокомментировать.

         — Я знала что ты раскусишь мой план, — улыбнулась она, поднося очередную ложку мороженного ко рту. — Однако ты не учла одной маленькой детали…

         — Квакойф? — спросила розовая пони и удивленно замерла на месте. — Ф-фто?

         — Поразительно! — Караван Пэйс не смогла сдержать своих эмоций, едва не подпрыгивая на месте. — Онемение языка вследствие продолжительного воздействия холода! Что же Тиара будет делать теперь, когда её язык не слушается?

         — Ты уже поняла, да? — спросила Сильвер Спун, не прекращая есть мороженное. — Твоя техника больше не работает, ты не в силах продолжать дуэль. Сдавайся, пока не стало еще хуже.

         — Пффф, — гневно выругалась кобылка и, лихо сдвинув тиару за ушки, вновь вернулась к своей десертной ложке. Её дух так просто было не сломить.

         — К тому же твоя десертная ложка почти в два раза менее глубокая чем моя, — заметила серая кобылка, — а значит и скорость поедания будет в два раза меньше. У тебя нет шансов.

         — Она всё просчитала! — схватившись за щеки и раскачиваясь из стороны в сторону от переполнявших её эмоций, бормотала Караван Пэйс. — Воистину Дискордов гений, у розовой пони просто нет шансов!

         Словно в ответ на это заявление, Даймонд Тиара гневно взрыкнув подхватила креманку и принялась ложкой сгребать мороженное из неё прямо себе в рот. Боль не заставила себя ждать, исказив мордочку кобылки гримасой му́ки. Из глаз её брызнули слезы, но взгляд всё также оставался целеустремленным и неумолимым. 

         — Это что-то новое, — отметила Караван Пэйс. — С таким темпом у неё есть все шансы на победу. Но какой ценой!

         Видя такое развитие событий, Сильвер Спун также подняла свою креманку, имитируя способ соперницы. Захлестнувшие её холод и последующая боль ни шли ни в какое сравнение с тем что было раньше, но кобылка упорно продолжала уничтожать мороженное. Вкус уже давно потерял значение, исчезнув вместе с онемевшим языком, щеками, горлом и даже животом. Обе подруги меленько подрагивали от пронзающего их холода. Глаза застилала сытая пелена, но обе они были настроены предельно решительно, упорно давясь мороженым.

         — Пресвятая Селестия, вы только посмотрите на них! — топтала копытами Караван Пэйс, не в силах выбрать за кого болеть. — Вот это упрямство, вот это упорство, вот это умение. Кто же выйдет победителем? До конца осталось не так уж много, обе у финишной черты!

         Из последних сил запихивая в себя остатки мороженного, Тиара на миг подавилась и чуть не закашлявшись, ощущая как опасно внутри всё зашевелилось. Сильвер Спун же не замедляя темпа упорно поглощала свою порцию, пока на креманке не осталось ничего. Не обращая внимания ни на что вокруг, она с силой опустила посуду на стол, символизируя финиш. Звук удара эхом отозвался и со стороны её подруги, также завершившей свою порцию и теперь устало вытиравшую потеки мороженого вокруг рта.

         — Фак кфо? — не в силах ждать вопросили кобылки.

         — Невероятно! — прокричала Караван Пэйс, подскакивая к их столу, чтобы убрать грязную посуду. — Не могу поверить что стала свидетелем такого состязания. Моё уважение вам, дамы! — кобылка галантно козырнула.

         Сделав жест шляпой, она растворилась за стойкой, оставив подруг в недоумении. Их знобило от холода, язык почти не слушался, к тому же живот как-то подозрительно неприятно побаливал. Обеспокоенно переглядываясь, кобылки еле двигаясь слезли со своих стульев, под одобрительный топот невольных зрителей поединка.

         — Да, не думаю, что в Эквестрии среди нормальных пони встретится хоть кто-нибудь равный вам по силе! Вдвоем вы смогли бы бросить вызов даже непобедимой истребительнице мороженого Пинки Пай! — уважительно кивнула за их спиной Караван Пэйс. — Угощение за счет заведения, дамы, приходите ещё. 

         — Так... кто победил? — возобладав над непослушным языком, спросила Тиара.

         — Как “кто”? — изумилась кобылка в шляпе. — Ничья, конечно!

         — Ничья… — сокрушенно, хором повторили подруги.

         — Это выходит что не победил никто? — расстроенно шмыгнула носом Сильвер Спун.

         — Не знаю как ты, — потирая живот, сказала розовая кобылка, — я вот ещё долго не буду хотеть мороженого.

         — Это да, — невольно повторив жест подруги, вторила ей земнопони. 

         — Заходите в любое время, — напутствовала их напоследок Караван Пэйс, забираясь обратно за стойку и водружая на голову свою клетчатую шляпу-котелок. Она проводила подруг взглядом, пока они не скрылись в светящемся прямоугольнике дверей, после чего вернулась к привычному протиранию стаканов. Что за день.

         ***

         Однако в тот раз чутье подвело мисс Караван Пейс: слишком рано она позволила себе расслабиться. Двери кафетерия вновь распахнулись. На пороге, сверкая в лучах послеобеденного солнца, возвышались три аликорна...

Глава пятая: Грехи прошлого

Комковатый соломенный тюфяк не давал ему спать, как и стоящие в противоположной стороне в углу миска и кадка с его дерьмом. Миску он поставил туда лишь из-за того, что в нее справил нужду тюремщик, Засранец. Сторожили его двое, Засранец и Хмурый, сменяя друг друга каждые полдня, как он считал – свет от солнца и луны не доходил досюда, он был только от факелов, коих было два. Но один погасил Засранец, остался последний - возле его тюфяка.

Имени тюремщиков он не знал, и поэтому дал каждому прозвище. Засранец – маленький, косматый и цвет его шерстки напоминал отходы Аггрига. Однако прозвал он его так не из-за цвета, а из-за его оскорбительного поведения. Как только наступала его смена, он то и дело докучал Аггригу – то затушит последний факел, то нагадит в его завтрак, то отберет его, а то и вовсе справит на него нужду, пока он спит. Он даже как-то попытался избить его, пока Аггриг еще был прикован цепями к стене, однако капитан был выше его, и как только тот нанес первый удар – он откусил ему ухо – и больше тот не подходил к нему близко.

Хмурый был много лучше него, только все время молчал. Его морда была изуродована оспой, одного глаза не было, на правой щеке большущей шрам, и на горле тоже – настоящее пугало. Но этот хотя бы относится несколько уважительнее, да и когда наставало время его дежурства, он приносил еду, а вернее сказать, помои – но это все же лучше, чем ничего. Помои составляли из себя жидкую овсянку либо пшено с опилками – он их ел, по мере своих сил, но они никак не лезли. Он и так мучился животом, а после подобного кушанья, его вовсе рвало. Он говорил Хмурому помочь ему, но тот в ответ только мычал, и лишь после того, как его вырвало на него, тот принес кувшин. “Это вода, - тогда в надежде прохрипел он – воду редко приносили, и его губы пересохли и потрескались, - вода?” Тот молча протянул ко рту ему запотевший кувшин. Глина приятно холодила кожу. Он открыл рот, и ледяная дурно пахнущая жидкость, напоминавшая сладкое молоко, потекла по его горлу. Струйки стекали по его мордочке. Она обжигала кожу, горло и все его нутро. Но он жадно работал горлом, не обращая никакого внимания на эту жгучую боль, Аггриг остановился только тогда, когда осознал, что все это сейчас выйдет наружу. “Спасибо, - сказал он, поперхнувшись”.  Хмурый широко разверзнул рот, и он увидел, что у него нет языка. Это он смеется, понял Аггриг… и в тот момент его голова закружилась, а вскоре он уснул. 

В тот день ему приснился кошмар. Он сидел в тени на ветхой деревянной скамеечке возле дома, наблюдая за Лианой, которая с маленькими жеребятами радостно прыгала по лучистым лужам. Как она прекрасна: длинная пышная серебряная грива с толикой примесью стали развевалась на ветру, длинные ноги били по лужам, а ее красивые яркие глаза игриво блестели. Он смотрел на нее с самого утра, и с самого утра думал только о ней. Как же он любил свою маленькую сестренку!

 - Братец, пойдем играть, - весело закричала она, скача куда-то вперед.

  - Нет, я сегодня устал, - солгал он. Аггриг, будучи юношей, хотел казаться взрослым, и поэтому мало времени проводил с сестренкой, и много с другими юношами. – В другой раз.

Она подскакала к нему, забрызгав его. Ее губки были надуты.

 - Ну пошли, братик, пошли, - канючила маленькая надоеда. – Ты давно со мной не играл. Я соскучилась по играм с тобой. 

 - Говорю тебе, в другой раз – сегодня я устал.

 - Как ты мог устать, если день только начался.

 - Нет, - еще раз повторил он, но уже строже.

 - Братииик. – Взобравшись на скамейку, она начала упорно спихивать своего брата. Но он как врос в нее. – Ну пошли играть. Я же вижу, что тебе одному скучно. Я не хочу, чтоб ты был одинок.

Большинство жеребят, игравших с ней, смотрели на эту комедию.

 - Да не пойду я, отстань, - прикрикнул он, слегка оттолкнув ее от себя.

Маленькая назойница еще пуще надула губки. А следом и хитро улыбнулась. Лианна прильнула к Аггригу, поцеловала его в губы, и приковала свой чарующий взгляд к его.

Аггриг тут же зарделся. Он не знал, что сказать – поведение сестры смутило его. Она в первый раз проявила свои чувства столь открыто… в губы!

 - Ладно, пошли, надоеда. 

И они прыгали по лужам вместе. Как им было весело! Они вместе, они играют, они счастливы. Если бы он знал… 

Белоснежный стройный юноша с глазами зеленоватого моря мирно проходил, когда его сестренка, сильно оторвавшись от него, окатила этого жеребчика. Тот улыбнулся, она в ответ. Тот достал кинжал, она продолжала улыбаться. Тот располосовал ее горло от уха до уха, но у нее улыбка словно застыла. Аггриг хотел ей помочь, но его ноги сделались каменными, он кричал, он молил о помощи, но стоящие пони поблизости были глухи к его мольбам. Они лишь твердили одни и те же слова: “Почему ты не пошел с ней играть? Почему ты не предотвратил этого? Ты знал, что она собирается уйти с ним. Ты - убийца”. “Я не хотел этого… я правда не знал об этом… правда… правда… правда”, - говорил он им, не сдерживая слез, а те зловеще отвечали: “Ложь. Ты знал”. 

Потом они подошли к нему и принялись рвать его плоть, откусывая кусочек за кусочком, молвя лишь оный ответ.

Очнулся Аггриг весь вспотевший, тяжело глотая воздух, и ничего не видя перед собой.

Кругом стоял не выносимый запах отходов, царила кромешная тьма. Он долго не мог понять, где находится, но вскоре он вспомнил, что заточен в темнице по ложному обвинению.

 - Любимая, за что! – Он все еще не мог поверить, что она его сама заточила сюда. Как она могла уверовать в эту ложь? Он столько раз ей и им твердил, что не стал бы смазывать ядом клинок, однако те лишь просили прекратить свое запирательство и сказать правду. Правду… да, он желал его смерти, но яд оружие женщин – а не мужчин.

Он все-таки уснул тогда, погрузившись в свои мысли, и его тело немного ныло от боли. Живот урчал, но есть было нечего; миска с обгаженными помоями, поди, так и стоит в углу с его кадкой.

 - Есть кто? - кричал он во тьму, - прошу вас, зажгите факел. - Но никто не отвечал – была абсолютная тишина.

Кто мог подставить его, Аггриг не знал, и это не давало ему покоя. Все его тело со временем затекло и ослабело от постоянного лежания и сна. Он спал, просыпался и снова засыпал – все равно больше делать было нечего, только сон да бодрствование. Когда он спал, на него наваливались кошмары – обычно воспоминания, преображенные в настоящий ужас и наполненные кровью. А вот когда бодрствовал, он придавался думам – не менее ужасным, чем его сны. Так что разницы не было, и вскоре он не только потерял счет времени, но и вовсе перестал различать сон и явь. Даже при зажженном факеле. А сейчас это стало окончательно сплошным сном. Сном, от которого нельзя проснуться.

Так в кромешной тьме Аггриг пробыл черт знает сколько времени. Он несколько раз пытался позвать кого-нибудь, но никто не отвечал, никто не приносил ему долгожданные помои. Поэтому он стал больше спать, дабы хоть как-то унять жажду и голод, однако это вредило его рассудку. Сны были один хуже другого, а когда он просыпался, как он считал, он принимался кричать в надежде, что хоть кто-нибудь ответит. И ему отвечала тьма, мертвой тишиной или непонятным шуршанием. А вскоре она и заговорила, преобразившись в смутную тень.

 - Зачем ты смазал ядом клинок? Ты заранее хотел убить сира Даоариаса? – спрашивала тьма.

 - Нет. Я не делал этого. Дайте воды. Прошу вас.

 - Я дам ее тебе, если ты признаешься в содеянном, - сухо промолвил голос. – Еды тоже.

Аггриг чуть приподнялся, пытаясь разглядеть тень. Она лишь немного выделялась от общего темного фона. 

 - Прошу вас, зажгите факел – я ничего не вижу.

 - Ты и не должен что-то видеть, как и есть и пить, впрочем. – Тень приблизилась. Очертания стали боле четкими. – Так ты признаешься в содеянном?

Аггриг промолчал не в силах больше разговаривать, и тень, подождав некоторое время, удалилась в темный проход, захлопнув за собой тяжелую массивную дверь. 

Спустя малое время она появилась вновь с теми же вопросами, и также скоро ушла, не получив от него желаемого. Каждый раз, как она появлялась, Аггриг молил ее о воде, но та отказывала в просьбе, а потом и вовсе перестала обращать на это внимание. Правда продлилось это не долго, и уже через три допроса ему дали целый кувшин прохладной воды. Пил он ее жадно, словно это были последние капли, даже когда он заходил в приступе кашля, он не останавливался. Допив ее, тень отобрала у него кувшин, и, уходя, сказала: ”Лучше раскайся, нельзя так долго хранить грех, братик”. 

 - Прости меня, сестренка, я не хотел. - Аггриг заплакал. - Я не знал!

Вместо слов его сестра захлопнула дверь. Он вытер слезы, свернулся калачиком, крепко смежил глаза, и на него навалился сон, - живой, словно явь.

Он вновь стал юношей, мечтающим поскорее повзрослеть. Он вновь сидел на старой скамеечке, которая была готова вот-вот развалиться. Он вновь наблюдал за своей маленькой сестренкой. Но были и отличия от сотни подобных этому снов: стояла тихая ночь, не было лучистых луж, не было других жеребят, молча стояла лишь его Лианна, держа в зубах нож и смотря на него холодным пустым взглядом.

Она приблизилась, и Аггриг тоже. Ее дыхание стлалось в воздухе ледяным паром при свете одинокой серебряной луны. Ее глаза холодили душу. Он, не обращая на это внимания, взял у нее нож, и, ни разу не поколебавшись, начал стремительно орудовать им, нанося смертельные раны; каждый нанесенный им удар был ничем – он ничего не чувствовал. Совсем ничего. Это было все равно что резать ягоду. Кровь из маленького тельца сестры лилась рекой, украшая своего братика.

Когда он закончил возиться с ней, уже рассвело. Ее тело было до неузнаваемости изуродовано.

Сзади раздался больно знакомый голосок, Селестия, должно быть. Повернувшись в сторону, он увидел, что это она и есть, лежащую на узорчатой ткани с золотым линиями по кайме возле пруда, рядом с ней лежал труп Лианны, над которым вились мухи, а над ними высился точно такой же пони, как сам Аггриг. Близнец, закованный в броню без шлема и испачканный кровью, держал в зубах меч и злостно смеялся, смотря на рыдающую принцессу. Замолкнув, он принялся колошматить ее, тщетно пытающуюся отбрыкиваться. С каждым удар ее тело жутко преображалось: сначала были синяки, потом немного крови, потом ее стало больше, а следом у нее стали вылетать зубы, лицо распухло, были видны открытые переломы; она рыдала и харкала кровью, моля его прекратить. Но он не прекращал, только продолжал, злобно скалясь. А когда она перестала извиваться в рыданиях, стала лежать как мертвая, он вступил с ней в соитие, впрочем, которое быстро закончилось, распорол ей брюхо и снес голову. Вскорости после этого он мерным шагом и кривой ухмылкой подошел к Аггригу, неся в зубах красную опухшую голову.  И бросил ее к его ногам.

Они долго играли “кто кого пересмотрит”, пока близнец Аггрига, наконец, не промолвился:

 - Это все, чего ты хотел – смерти своих любимых? – Он засмеялся. – И отодрать свою принцессу? Можешь еще попробовать – она еще пока не так уж холодна.

Как ни странно, но Аггриг нисколько не удивился ни своему близнецу, ни смерти Селестии, - он вообще не испытывал никаких эмоций, кроме ярости и злобы.

 - Нет, я этого не хотел, - гавкнул он, желая как можно скорее закончить этот разговор и убраться отсюда.

 - Да? – Усмехнулся близнец. – Тогда почему ты не остановил ее, свою сестру. Ты хотел ее смерти, хотя она тебя любила больше, чем просто брата. А твоя любимая. – Он пнул голову, и она откатилась в сторону. – Ты поклялся ее защищать, да и любишь ее, тем не менее, тайно желаешь ее убить и позабавиться с ней, не боле. 

 - Я не желал им смерти, - отрекся он. - Говорю, я не знал, что она собирается смотаться с ним в его замок. Я не знал, - заярился он. – Она сама виновата в своей смерти. Она повинна в смерти матери. 

 - Чем же?

 - Коли б не она, печаль не добила бы нашу матерь. Она… - Она любила своего братика более, чем кого-либо, она сама это говорила. “Братик, ты же любишь свою маленькую сестренку, - молвила она, медленно двигая копытом по его промежности, - любишь? Я тебя очень-очень, а ты?” Он тогда отвечал ей “да”, чтобы она поскорее закончила, покуда мать не увидела. Он ей часто говаривал, что нельзя ей так делать, что они брат и сестра. Но она лишь отвечала на это, что ей не интересно мнение других, что она любит его больше всего, даже больше матери. После этого она по обыкновению целовала его, – она частенько обнимала его и целовала в щеку, в губы… Сестренка…

 - Она повинна лишь в том, что любила тебя, -  закончил за него близнец, - признайся в своем грехе, признайся, что ты боялся любить ее. – Он приблизился – Аггриг же отдалился. В уголках глаз грешника выступили слезы. – Ты и сейчас страшишься своей любви к принцессе, однако, дело не только в этом, ты страшишься теперь прошлого и ажно самого себя.

 - Неправда! – закричал Аггриг.

 - Тогда почему ты не даешь мне подойти к тебе? Мы же одно целое, наши с тобой деяния едины. – Клинок новоявленного Аггрига сверкал. 

Аггриг пустился прочь от него, но пользы это не принесло: тьма поглощала, казалось бы, только наступившее утро, оставляя видимым одного близнеца. Но, смотря на это, он продолжал бежать, однако чем большее он преодолевал расстояние, тем ближе был его двойник, тем ближе была его смерть. “Братик, я люблю тебя, - услышал Аггриг голос Лианны – не маленькой, а взрослой, красивой и гибкой, явившейся перед ним”. Лианна обняла его, нежно и крепко, и, подтянувшись к его уху, прошептала: “Ты все еще любишь меня?”. Кровь хлынула из ее зияющей раны на шее, обагрив клинок Аггрига.

Аггриг проснулся в кромешной тьме, тяжело дыша, слыша, как скрепя открывается тяжелая железная дверь.

Сначала он решил, что это снова сон (давно уж он ничего не слышал и не видел, кроме него), и, готовясь вновь встретить сестренку, Аггриг тяжело встал – истощенный, с затекшими конечностями от долго лежания, он был мало на что годен. С мыслью “прости меня”, он приготовился к встрече. Давно пора признать свои грехи, пока они окончательно не лишили его ума.

Свет от огня больно упал ему на лицо, и он прищурил глаза.

 - Прошу прости меня… - заржавевши еле выдавил он, но знакомый голос прервал его:

 - Это за что же? – В темницу зашел пони, с факельной цепью. Небольшой круг, весящий на цепи, в котором горел маленький красный огонек. – Ты вроде мне ничего не сделал. А вот тебе… ты выглядишь хуже, чем я думал, хотя не так плохо, как могло быть. 

 - Ты?

 - А ты ждал кого-то другого? – улыбнулся Дельвин. Он был все также прекрасен и красиво одет, светло-голубой камзол с заклепками. Одеяние было испачкано кровью. – Я буду огорчен, если так. – Он достал из сумочки, перекинутой через шею, небольшой пузырек с зеленоватой жидкостью. – На, выпей. 

Аггриг, недолго думая, сделал предложенное им. Снадобье на вкус было довольно гадким, хотя лучше чем его кормили.

 - Что это было? Яд? – неожиданно до него дошло.

 - Нет, что ты, - засмеялся Дельвин, - не стал бы я травить тебя. Это пополнит твои силы и лишит чувства голода на трое суток.

 - Зачем ты сюда пришел? Тебя послали освободить меня? Неужто доказали мою невиновность?

 - Почти, - он немного замялся, - убить. Тебя приговорили к смерти, а меня послали тебя доставить на Алое озеро.

Алое озеро, место предателей. Его любовь сама приговорила его к такой участи? Нет, она не могла, не стала бы. Он лжет!

 - Нет, я не лгу, - догадался Дельвин. – Сейчас тебе все поведаю. Было заседание Белого Совета, в котором приняли участие все, кроме нашей дорогой принцессы ночи, - начала он. Дельвин ему рассказал, что поначалу капитанский вопрос решался довольно гладко до тех пор, пока не встрянул лорд Марок, слово которого вызвало бурную дискуссию и определило решение Селестии. На его доставку определили четырех гвардейцев и самого Дельвина, к слову, он помянул, что пытался ее переубедить после совета. Но она как ножом отрезала его слова. Наутро с собратьями он отправился по Королевскому тракту, через один переход, они свернули в сторону Лунного Лика, еще через два, повернули на запад, в Дождливом лесу ночью он перебил своих собратьев и сжег их тела. Досюда, темницы Старых Законов, он дошел один. – Я верю, что ты невиновен, - добавил он. – Нам лучше убирать с этого треклятого места. Говорят, в былые времена здесь было совершено немало ужасного.

Снадобье понемногу начинало действовать, и Аггриг, уже более сильный, заковылял к выходу. Свет в коридоре отсутствовал. Дельвин ушел во тьму, и, немного погодя, свет отразился от факелов, вставленных в гнездо между каждых двух темниц. В углу, возле столика с табуретом и большой железной двери, лежали две половинки одного трупа. Хмурый, понял Аггриг по обезображенной мордочке, <i>жаль, ведь он же мне помог избавиться от живота.</i> Судьба немилостива к добродетелям.

Они шли вереницей вдоль длинного коридора. Каменные стены обросли селитрой.

 - Я все же не понимаю: зачем тебе спасать меня? – недоумевал Аггриг. Дельвин из древнего знатного дома Малоррионов, который славится сильными связями, также одной из крупнейших библиотек, красотой потомков, своей честью, преданностью; тем не менее, сила их дома куда меньше, чем у остальных великих домов. – Коли узнает Селестия, твоего отца выгонять из совета, а тебя, ожидает изгнание или еще, что похуже – этому уж посодействует Марок. Твой же дом, вроде как, не ладит с домом Шадоуов.

 - Да, мой, - согласился Дельвин. Его голос прозвучал довольно странно среди холодных стен. – И все же вряд ли Марок пойдет на такой необдуманный поступок… - он резко оборвал свою речь. 

Дальше они шли в полном молчании, свернув в один из семи темных проходов. Шаги гулко отражались эхом. <i>“Зачем ему спасать меня? Может, там, впереди, меня ожидает смерть,</i> - подумал Аггриг. <i>- Али может, менять проверяют на верность? Селестия, поди, решила, что такой метод будет эффективнее. А смерть Хмурого всего лишь иллюзия”.</i>

 - Зачем ты убил тех гвардейцев? - вырвалось у Аггрига, когда они подошли к длинной ступенчатой ведущую вниз во тьму лестнице.

 - Они, может, и преданны тебе, но когда начнется расследование и на них немного надавят, они выложат все без утайки. Чем меньше знают об этом, тем лучше. 

Холод потихоньку начинал пронизывать до костей, и Аггрига сразу бросило в дрожь.

 - Даже если так, ты перебил их ночью. – Он стал на грубом камне. – Мог бы вызвать на поединок – они бы тебе не отказали, они лучшие из лучших. Хоть это и звучит довольно глупо, зато имеет честь.

 - Честь, - повторил Дельвин, остановившись, - а что она значит? Мой дальний предок все время твердил – честь, честь, честь да еще раз честь, - но она его не спасла, когда нас предал один из знаменосцев, и тебя тоже не спасет, мой дорогой друг. – С эти слова он зашагал дальше, ступая по ледяному камню. 

Лестница никак не желала заканчиваться, и ноги у Аггрига дико болели. Сколько он ни спрашивал долго ли еще идти, ему отвечали: “Досчитай до трехсот, и спроси еще раз”. И он спрашивал еще, и еще, и еще… и спросил бы еще разок, если б не увидал узкий проход впереди. Вдалеке брезжил свет, почти как дневной, и становился ярче по мере приближения. Свет шел от каких-то стеклянных сосудов, вставленных в ниши стен. Он разглядел перекладины, вделанные в стену и упертые в потолок. В самом конце была решетка, которая, к счастью, оказалась не запертой. Очутились они в маленькой круглой, с четырьмя колоннами в каждом углу, комнате, где было четыре дубовых двери, запертых на железные засовы. Здесь был маленький алтарь, на котором была большая витиеватая ребристая свеча, горящая синим пламенем. А густое благовонье, чего греха таить, зловонье, скорее всего, шло именно от нее. В середине помещения было изваяние в виде воздетой кверху руки, держащей факел с таким же синим пламенем. Спаситель приманил его к себе, достал из сумочки пергамент, прочел что-то на непонятном Аггригу языке, и западная дверь отворилась. 

 - Пойдем, - сказал он.

Была беззвездная ночь, ветер безмолвствовал, журчала река. Аггриг с Дельвином стояли под нависшими над ними камнем и деревом.

 - Вот и конец нашего с тобой пути, - грустно заговорил Дельвин. – Теперь твоя дорога лежит на запад к грифонам, в Черную гавань. Там тебя ожидает мой знакомый.

 - Зачем мне туда идти, когда я могу поговорить с Селестией. Надо попытаться еще раз. Я думаю, что смогу убедить ее, что я невиновен. – <i>Она должна меня понять, я должен открыться ей,</i> говорил он себе.

 - Не глупи: как ты явишься туда, так тебя сразу уволокут на Алое озеро – и, прочитав обвинение, казнят. – Его голос почему-то дрожал. – А так тебя ожидает мой знакомый, который доставит тебя к богатому торговцу. Будешь командовать его стражей. – <i>Отлично, буду служить рабу пряностей,</i> добавил про себя он. – Я вижу, что ты не очень жалуешь этого, но это несколько получше, чем смерть. – Его рот дернулся в подобии улыбки. – Тем паче, я туда сам прибуду, когда закончу дела здесь, и ты тогда обретешь другую достойную тебя должность. Достойную твоей чести.

 - Что же ждет меня? Капитан гвардии Высш…

 - Нет, - веско, улыбаясь, произнес Дельвин. – Тебя ожидает Коготь Орла. 

Коготь Орла. Туда же сбежала его Лианна! Только проку от него, когда постоянные воспоминания о сестре не дадут ему покоя.

Ветер завыл, и дерево качнулось в их сторону. Сердце Аггрига было готово вот-вот выпрыгнуть из груди.

 - Аггриг, твоя сестра жива, и вскоре вы воссоединитесь. – Его небесная грива бурно развевалась на ветру - Вот что тебя ждет, мой дорогой друг: сан лорда Когтя Орла и сестра. Тебе не кажется, что это заслуживает поцелуя?

Глава третья: Стези выбора

 - Ее нигде нет, ваше высочество, - запыхавшись, молвил гонец, мчась по розовой с красным ковровой дорожке. – Ее не смогли сыскать. Никто не видел, как она покидала свои покои, даже личная гвардия принцессы Луны. Она исчезла без следа, моя принцесса.

Принцесса Луна, сестра принцессы Селестии, рассеялась как дым, уже как месяц назад, и ни один пони не знает где она, а ее стража не замечала, чтобы хоть кто-нибудь вошел к ней или вышел от нее. Когда Луну не обнаружили в ее покоях, уже навеялись дурные помыслы, а уж когда стало ясно, что она пропала, вся Эквестрия стала изыскивать ее. Но ее не нашли. Ее нигде нет. Она исчезла.

И вот прибыл после долгого расследования гонец, чтобы все еще раз убедились в этом.

Обычно в королевской приемной довольно тихо, однако сейчас негодующие возгласы толпы доносятся через толстые каменные стены; даже на верхних этажах королевского замка слышно их - пусть и похоже это на лай своры собак, находящейся на другой улице. А какого ему, Аггригу, в его-то келье. Небольшая квадратная комнатушка с белым потолком, пыльным белым полом и небольшой деревянной кроватью. Она находиться вне толстенных стен замка, в городе. Точнее на окраине Кантерлота, в районе для нищих. Может быть, он и поселился бы в нижней части замка, в казарме личной королевской гвардии Селестии, но он не сумеет переселиться туда – эта каморка, где жила его младшая сестренка, и он хочет быть всегда рядом с ней. Да ее нет в живых, она опочила этот мир пять лет тому назад, и их дом одна из немногих вещей, что напоминают о ней.

 - Не нашли, - спокойно сказала принцесса. Но все же в ее голоске можно было заметить нотку горечи, хоть она и пыталась ее утаить. – Покиньте все эту приемную, кроме вас: сир Дельвин, сир Аггриг, и позовите, сира Даоариаса.

Они незамедлительно оставили это помещение, и воцарилась тревожная тишина.

Селестия тяжело вздохнула. 

 - Какие у вас есть на этот счет помыслы, сир Дельвин.

Белый пони с небесно-голубой гривой и хвостом, закованный в золоченую стальную броню, судорожно переминулся.

Ему не по себе, понял он. Аггрига тоже смутила эта почти полная невозмутимость. Она спокойна, мудра и снисходительна к остальным, но в этот раз… он отметил, что ее голос начал потихоньку дрожать. Она может сломаться, как тростинка, пусть она и делает вид Железной Принцессы. Он обязан поспособствовать ей перенести невзгоды: помочь как подданный, помочь как капитан гвардии, помочь как возлюбленный.

 - Я… Может, отрядить на ее поиски еще несколько отрядов. Не наших, а наемных…

 - Значит, вы считаете, сир, что это поможет… плата наемникам будет высока, а прока от них никакого, - она вперила в него пустой взгляд, однако он все равно робел. – Может, у вас есть еще одна дельная мысль, сир. Нет?

 - Моя принцесса…

 - Сир, вы как один из двух капитанов моей гвардии входите в Белый Совет, и в перечне ваших обязанностей есть помощь вашей принцессе, но я разумею, вы не могущий в такой деятельности. – Она закрыла глаза, наверное, чтобы сдержать эмоции. - Ваш дом очень стар, богат и силен, тем не менее, он вас не избавляет от надобности мозга, тем паче вы отказались от дома, когда решили войти в элитную гвардию.

Она перевела взор на Аггрига.

 - Ну, а вы, сир, что можете сказать, - процедила она медленно и все также хладнокровно. Ее длинная эфирно-небесная грива трепалась, будто на ветру, а большие розовые глаза смотрели на него так тепло и холодно. У нее стройный стан и хорошенькая мордочка - вот, наверно, почему, он стал на нее смотреть как на кобылку, нежели, как на принцессу. – Вероятно, что-нибудь… дельное?

 - Эм… - начал он, но послышались тяжелые гулкие шаги по холодному мраморному полу. Даоариас, осознал он. Этот здоровенный жеребец был больше и сильнее любого из гвардии, хотя в нее отбирали только саму соль земли, да и то, многие не выдерживали процесс обучения и улепетывали обратно. Его, во время прогулки Селестии, обнаружили в саду еще в жеребячестве, большого и крепкого. Она не могла оставить его у себя и отдала одному рыцарю, Аэтию. Уже когда он вырос, попытался вступить в гвардию, но места были заняты и, плюнув на это, создал свою, Неупокоенные. Даже в его наемном отряде он выделялся среди своих соратников.

Громаднейшие двери из дуба, выкрашенные сиренью, отворились. Показался пегас в черных с красным латах. Он всего-навсего на пять футов не доставал до потолка и был выше принцессы аж почти на четыре.

Когда он подошел к ней, снял шлем. Его нельзя было назвать красавцем: лоб слишком широкий, морда маленькая, глаза еще меньше, грива серая и грязная, как у всей Эквестрийской черни, да и половины правого уха недоставало. На правом бедре у него висел небольшой меч, а на левой ноге спереди - тяжелый белый, под стать его шерстке, дубовый щит, отделанный бронзой. В его копытах этот меч со щитом смотрятся нелепо, однако другого ему не разрешали носить во дворце, а он пристрастился носить с собой сталь всегда. Что ему хныкать: иным вовсе было запрещено иметь при себе оружие, какое бы ни было.

Он расплылся в ухмылке.

 - Ваше высочество, - громыхнул он. – Мне передали, что вы меня вызывали. Надеюсь, оно того стоило – тащиться сюда.

Как же дерзок этот здоровяк. Аггриг уже был готов вспороть ему брюхо – у него при себе тоже был меч, отличная закаленная сталь.

 - Да, - кратко ответствовала она. – Меня осведомили, что вы, сир, изыскали кое-что… ценное для меня.

Его ухмылка стала шире пуще прежнего.

 - Есть такое. Думаю: миллиона бит хватит… для начала.

По приемной раздался легкий шорох – Аггриг с Дельвином немного выдвинули мечи.

 - А не больно ли много вам будет? 

 - Ну, вы же дорожите своей мааааленькой сестренкой. Я прав?

Она спустилась по ступеням с высокого из литого золота трона, обитого багряным бархатом, одна из груды подушек тихо упала.

Она спокойна. Спокойна. Спокойна. Жилы на ее висках безмолвно пульсируют, вторя жилам Аггрига. 

 - Да: любовь моя к сестре безмерна, но… разве вам надобны только деньги? Вероятно, есть для вас, сир, что-то более востребованное, да?

Он нахмурился. 

 - Такое было когда-то - теперь извольте плату.

 - Плату… - Она о чем-то задумалась. - Ступайте. Я пересплю с этой мыслью и выдам ответ завтра.

 - Буду ожидать этого с нетерпением, - усмехнулся он и удалился.

Двери захлопнулись, и гобелены взволнованно порхнули.

Аггригу хотелось что-нибудь сказать ласковое: успокойся, с Луной все будет хорошо, она в безопасности, скоро вернется, будь со мной, я защищу тебя, но… у него в горле стоял ком. Она отвергнет любую ласку, сейчас он должен быть воином, ее гвардейцем, отдать за нее жизнь. Как ему хочется просто приложиться к ее нежно-шелковой щеке, отдающей пьянящими духами.

Селестия все еще тяжело вздыхала, хотя уже вечерело, и возгласы толпы утихали - многие пошли по домам к свои семьям, к теплу и уюту. Еще чуть позже слуга ей принес запеченные яблоки с медом, лепешки, рулет и красно-розовое вино из старых запасов Кантерлота. Вино Филлидельфии лучше: багровое, с золотистым блеском, дурманящим ароматом и кисло-сладким вкусом. Она выпила чашу вина, надкусила яблоко, и снова взялась за вино. Глаза ее медленно закрывались, но она не позволяла им сделать этого окончательно. И лишь когда пришло время ночи она промолвилась:

 - Это принесет разорение государству, воцарится нищета и голод. Сестра… - каждое ее слово било плетьми по его сердцу. Но что он может сделать? – Довольно, я пойду почивать. Сир Дельвин, прошу вас, сопроводите меня до опочивальни – завтра трудный день.

Он хмуро брел по улицам ночного города, освещенного холодной луной, среди богатых высоких домов, тошнотворные духи, столь же высоких горожан, как их дома, невольно напрашивались в нос, сбивая его с думы. Ему, конечно, следовало бы остаться рядом с ней, однако, сегодня очередь Дельвина нести бдение у ее покоев. Она, должно быть, сейчас вся в слезах, зарытая носом в пуховую подушку; и всхлипы тихо раздаются по комнате, стараясь не выйти за ее пределы. Но они с ним знают, что она рыдает уже шесть дней и не находит покоя.

Район для черни, маленький квартал, располагался у самых стен города. Чуть ли не половина ночи уходила, чтобы добраться до туда. Он зажег сальную свечу на небольшом столе, огонек весело плясал, озаряя комнатушку: множество книг, разбросанных повсюду, одежный шкаф и стойка для оружия; чернила, перо и пергамент на столике - добавляли еще одиночества.

Он кропотливо выводил каждый символ, стараясь не допустить ошибки. Всего символов семьдесят шесть, каждый имеет несколько значений, но есть и завершающие связки с частицами, где также у каждой свой символ. Господа, знать, обычно использует высокий язык. Но для него и этот труден. Труден он был ему и в детстве, когда только он начал обучение и когда…еще сестра была жива. Она шутила и весело плясала, топча копыта партнеру, играла и озорно смотрела в глаза, даруя ангела и дьявола, тепло и вожделение. Она была так прекрасна, и эта красота сгубила ее - лучше б она поменьше бросала взгляды на жеребцов.

Капелька чернил упала с пера, образовав бесформенную кляксу. Ему вновь придется начинать сначала. Это то и дело происходит, когда на него наваливаются воспоминания о былом – о доме, о сестре. О том горестном дне. Тогда, в квартале Серых Дождей, она бегала по лужам с жеребятами, брызги разлетались повсюду. Вот она и окатила одно жеребчика. Стройный, с пышной гривой, белой шерсткой, глаза цвета летнего моря - он походил больше на принца, чем на одного из видных лордов. Она очаровало его один взором, словно солнце, взирающее на море, и одной улыбкой пленила его душу и тело, как паук муху. В этот же день он и уволок ее в свой замок, из серого камня и еще не остывших слез, стоящий на вершине высокой горы, откуда можно было увидеть Филлидельфию; и боле о ней ничего не было слышно. Правда, через три года пришло письмо, больно промокшее, с ее последними словами, их было затруднительно прочесть, однако некоторые строчки еще достаточно хорошо сохранились. Она, постоянно называя себя дурой, все просила простить ее и какого-то Делиина, говорила, что он добрый, хороший и ласковый и с ним ей очень хорошо. Особенно сильно просила прощения у ее любимого братика.

Жаль, что она не ведала о смерти матери, погибшей через два месяца после ее пропажи. Может, она и выжила бы, коли та б осталась с семьей. Да и сама сестра сохранила бы душу.

Дописав последние слова на пергаменте, под пляс огненного дракона, он положил его к остальным в выдвижной ящик стола, зевнул, задул свечу, снял одежку и нырнул под теплое одеяло. Он крепко закрыл глаза, пытаясь забыть тяжкое детство, смерть родителя, письмо сестры, весть о ее смерти и ее подробностях, пытаясь зарыть глубоко под землю всю ту горечь, что находится в нем.

Он так и не смог уснуть, беспокойные мысли не давали покоя, и всю ночь ворочался в постели, пока сквозь махонькое окошко не пробили первые лучи солнца. 

Прибыл паж. Златогривый юноша с большущими глазищами цвета червонного золота, одетый в стеганый кафтан с серебряными заклепками, на груди эмблема трех поперечный полос на белом – черная, серая, черная.

 - Эм… у вас тут не заперто было, с-сир.

Аггриг взглянул на него.

 - Ты как раз вовремя, Леоан.

У каждого гвардейца есть свой паж, и с утра они обязаны наведываться, к каждому, кому они прислуживают. Аггригу достался же Леона из дома Шадоуов, хлипкий и не смелый, не смотря на то, что девиз их дома звучит гордо – “Мы - твоя тень”. Но мальчик и вполовину не годиться для него. Наверно поэтому, его именитый отец, лорд Роин, приставил сына к одному из капитанов гвардии.

 - Д-да? – растерялся малец.

 - Поможешь одеться. И я вижу у тебя с собой мех – вино? Скажи мне, что это филлидельфское или драконье, ну иль хотя б - не новое кантерлотское. – Он как-то раз попробовал его: мерзкий сладкий вкус с исходящим запахом перегнившего винограда; и после долго не отходил от нужника – больше дня точно. Прежде оно даже было чуть ли не вровень с филлидельфским, лет пятьсот назад, ну, али около того. Тем не менее, следует признать, он поначалу и про старые запасы так думал, пока его не попотчевали ими.

 - Да… то есть… нет, новое. Я принес его вам.

Капитан сморщился.

  - Выброси эту дрянь, а то мало ли еще сам нахлебаешься, и будешь весело проводить время в отхожем месте. А может и в лечебнице.

 - Сир, я никогда не… я бы не стал. Оно ваше. Эм-м, да, - промямлил младой пони, надевая на него латы.

 - Надеюсь, у тебя не вылетело из головы, что у нас с тобой завтра учебный бой. Я полагаю, ты готов, горько, ты все такой же не решительный. Быть может, тебе следует в бордель сходить, авось там решительности наберешься, а то ныне с разбойниками туго, да и опасно это для тебя. – “Я полагаю, тебя жеребенок ажно отметелит, так что возьми свои яйца, и проведем наконец-то бой”, - хотел сказать он, но он желал принижать мальчика еще пуще. Отец его и так не сильно-то жалует. А эти слова могут и добить.

 - Я не забыл, сир. Но вы уверены в этом? Прошлый раз… - Аггриг помнил, что было в тот раз: Леон таки неплохо держал меч, тем не менее, когда он его пару раз стукнул, мальчишка разрыдался, и уже ни в какую не хотел продолжать.

 - Да. Однако ты все же, питаю к этому надежду, поболе стал, сир Смельчак, - слабо усмехнулся он.

Юноша зарделся, и стал похож на дурака-шута – красная морда на сером теле.

 - Сир, у меня есть, ну хоть малый шанс, поступить в гвардию, - невнятно начал он, осторожно надевая рифленый капитанский шлем с гротескным забралом в виде спокойного стража и отверстием для оружия, - не в нашей принцессы-солнца, а в отряд Лиловых?

 - Едва пока… - тяжко вздохнул капитан.

Напялив доспехи, отослав поникшего Леона и захватив с собой излюбленный меч, сталь былой Пегасьей Империи, он отрядил тридцать гвардейцев для охраны Вишневого пруда – сегодня принцесса должна там отдыхать и, скорее всего, там она проведет и переговоры с Даоариасом.

Он так и знал: сегодня она все также красива, впрочем, как и всегда. Она спала на бархатной по краям вышитой золотом ткани, сложив копыта под себя, и стража неусыпно охраняла ее покой – десять гвардейцев с Дельвином около входной арки, покрытой вишневыми плетистыми розами, восемь около другой узкой арки; последние двенадцать стояли квадратом близ принцессы. Сам же Аггриг, возле нее. Этой защиты должно хватить, чтобы этот, выродок, не возомнил себя Скитальцем и не напал на нее.

От нее идет волнующий аромат, от которого мужская плоть Аггрига крайне неспокойно реагирует. Он может не сдержаться, и тогда, его ждет изгнание или еще, что похуже. Он дал обет, но уже был готов взять ее приступом и излить в нее свое семя, пусть после этого и отправится в странствие евнухом. Наверно поэтому в гвардии, столько шпагоглотателей, скрывающих это от принцессы, однако, от него они не сумели это утаить. Он как-то раз ночью наведался в казарму элиты, дабы забрать одну вещицу, уже возле своей капитанской комнаты его насторожили странные звуки, и, войдя, обнаружил двух голубчиков в задорном сношении. 

“Надеюсь, я вам не помешал, собратья, - сказал он, сморщив морду от отвращения”.

“Капитан! – удивленно выпалил серый земнопони со стройным телом, вытаскивая из единорога разгоряченную мужскую плоть. – Вы как… Мы не ведали… простите нас, капитан”.

“То есть, коли б вы знали об том, что я посещу свою комнатушку, вы бы извращались в другом месте или начали пораньше… позже. – Эти два жеребчика переглянулись. – Как вы оба додумались друг друга… И как же долго вы этим занимаетесь?”

Они, покрасневшие, не знали что ответить, тогда понял он, и молчали, смотря в потрескавшийся каменный пол.

“Вы же помните, что вы дали обеты, и в одном из них говорится так: “Я клянусь не иметь жен и любовниц и я клянусь, не вступать в соитие с кем бы то ни было, клянусь честью и жизнью!” – И что же мне с вами делать? – вздохнул он – Я вас обоих уже должен изгнать или обезглавить - на ваш выбор, если принцесса вам его предоставит. Но может все-таки вы мне дадите ответ – поубедительнее только”.

“Капитан, - промямлил единорог, не отводя взгляд от пола”. 

Краска, тогда, так и не спала с их щек.

Он их отпустил, дав наказ больше не нарушать обеты, иначе их головы полетят в Алое Озеро. Да, возможно, он бы и отправил их на суд и дал показания, однако после этого у него были бы некие затруднения, а вернее, он не дожил бы и до следующих лучей солнца; поскольку Аггриг все ж услыхал от этого земнопони, что все его собратья идут по одному нарушению обета, ажно сир Дельвин, вот и отказался. А через недельку, как бы невзначай, он столкнулся с этим сиром, и тот в свой черед, извинившись, сделал не двусмысленный намек: “Сир Аггриг, вам, вероятно, одиноко в вашей келье, да дотуда и добираться весьма долговато, не желаете ли сегодня переночевать у меня. Ключ же вы все равно у себя оставили от вашей здешней комнаты, и одиноко вам там будет, а у меня… мы могли б… согреть друг дружку”. Этакое предложение он отверг. И впредь пытаясь как можно реже оставаться с ними наедине, ибо их кровь слишком горяча для него.

Проснувшись, она позвала слуг. Прибыв, они принесли ей черный виноград, сливы, лимонный пирог, разварной горошек, вино. А следом прибыл и бард. Толстый единорог с объемистым пузом, как пивной бочонок, маленьким рогом, но с пышными коричневыми кудрями и ореховыми глазами, правда, близко посаженными. Неуклюже поклонившись, он мелодично промолвил:

 - Что, ваше высочество, желает услышать от своего барда?

Слуга наполнил ее бокал. 

 - “Гора над Солнцем”.

Арфист задел одну струну для пробы.

 - Сир Аггриг, у вас случались ранее зело затруднительные положения со стезями тернистого выбора? - она положила в рот одну виноградинку, сочную, чуть ли не перезревшую и пригубила вина.

 - Да. Когда моя сестренка пропала без вести, а мать захворала, у меня был тяжкий выбор: разнюхивать ее след или остаться дома. Но коль мать была хвора, я остался. И как-то, волей Скитальца, повстречал Каля Рега. Он взялся меня наставлять, сурово и благоразумно. Заметив мое упорство, сложение и мастерство, даже в мои младые годы, отправил меня на турнир, где разыгрывалось место гвардейца, точнее, капитана, как вы знаете, Голаниворион помер, а под это место никто не подходил. На турнир собрались лучшие: Аралон из Релиндвина, Герк Донлвин со своим братом Зани, Жляг Геглин, Ораздвин Трижды Канувший, Оразвлин, Мез Проклятый, Кекин Тверж, Геглион Гаглин, Даларад Изрион и другие бравые земнопони и единороги. Да, я не из благородных кровей, но у Каля Рега был должок за записчиком4. И меня записали под именем Гелон. Под конец меня раскрыли вы, моя принцесса, однако, все равно взяли капитаном… - он хотел сказать моя любовь, но как она воспримет это.

Она молчала, удерживая бокал перед губами. “Ты думаешь, что этот урод, поведал правду? Или ты вспоминаешь свою сестру?” - гадал он, не смея долго удерживать на ней взгляд. Миг - и он овладеет ею.

Арфист, закончив “Гору над солнцем”,  приступил к “Полю”, потом к “Морю дождей”, к “Осеннему балу”, к “Считалочке”. А она все молчала, смотря в пустой бокал. Но послышались гласы, и она неохотно повернула голову в их сторону.

 - Ты куда направился, Даоариас. Проход закрыт – принцесса отдыхает, - сказал один из гвардейцев.

 - Пропусти его, Даларад. Ее высочество его и ожидает, - объяснил Дельвин.

Гвардейцы расступились.

На нем был строгий бежевый дублет со стоячим воротом, красный кушак, на заднем бедре весел длиннющий меч, пряча его кьютемарку в виде высоченного дуба. Чтобы пройти через арку ему пришлось хорошенько наклониться, и то чуть ее не задел. Он шел медленно, лыбясь, наверно, предвкушая свои золотые монеты; ему только стоит брякнуть не то слово, и в его брюхе окажется сталь. Отличная закаленная сталь.

Подойдя к квадрату, он стал, по-прежнему ухмыляясь. 

 - Пропустите его, - приказала она.

Они расступились и он, переступив линию, стал пред ней.

 - Ваше высочество, - осклабился он, показав свои немногочисленные зубы. – Вы готовы дать ответ?

Она поставила бокал на землю, и слуга стал наполнять его. Насыщенно-кровавый водопад с золотистым блеском мерно лился в сосуд, она не отрывала свой взор от него. Когда ж вино уже стало чуть не переливаться через край, слуга убрал золотой штоф, но она продолжала взирать, по всей видимости, для нее водопад еще не пропал. Неужели она впрямь размышляет об истинности его слов? Этого наемника и убийцы, чьи слова не стоят и одного плевка.

Она направила свой взор на него. 

 - Да, я… - его любовь запнулась. “Нет, ты же не собираешься сказать ему “да”?” – глухо проговорил он. – Я решила, - принцесса выпила вино залпом. – Я дам вам столько, сколько вы просили, сир.

Он не мог… Он не желал слышать этого. Мир для него остановился, а сердце перестало биться, однако, пересилив себя, капитан взглянул на нее. И не стал отводить взгляд, пусть кровь уже стала будоражить его мужское естество. Миг – и он овладеет ею. 

И как кстати арфист завел вновь “Гору над солнцем”:

 - “ - Скажи мне принцесса, ты Солнце мое. Что ты боле желаешь всего?” 

 - Я дам вам миллион бит.

 - Нет, этого уже мало, – Даоариас приблизился к ней вплотную.

Аггриг злостно смотрел на него, его кровь кипела, и он немного выдвинул меч из ножен – чуть-чуть, дабы выродок этого не заметил. Его собратья рядом - это немного успокаивало. Может, они и не совсем ладят, тем не менее, они пойду за ним даже в пропасть.

 -  “- Я грежу лишь гору над солнцем мою. Чтоб мой лишь герой эту гору вознес”.

 - Чего же вы желаете… с-сир? – она запнулась, дав понять, что испугалась его горячего тона и приближения.<em> В брюхо клинок он желает,</em> подумал про себя Аггриг.

 - Вас, моя принцесса, - сладко сказал он, но все так же громовым басом. – Вы – добавок, принцесса, - хмыкнул он.

Капитан незамедлительно вынул меч, серые руны еле блеснули на светло-сером. 

 - “… Немного раздумав, да чуть поразмыслив едва…”, - перебирая струны арфы, пел бард, и голос его был словно мед, но отметив клинок – замолк.

Вся стража вынула мечи. И принцесса уже не могла скрыть страх. Нависла мертвая тишина, кажется, даже ветер затих, дабы услышать изумительную мелодию льющийся крови, а земля была в предвкушении этого события, как и сам Аггриг впрочем. Но чья прольется кровь?

Его любовь молчала. Даоарис тоже был в безмолвии, но с мечом в зубах, и яростно вперившись в Аггрига своими малюсенькими глазками.

 - Моя принцесса, вы не можете сказать ему “да”, я... -  Помочь как подданный. Помочь как капитан гвардии. Помочь как возлюбленный. – Он брешет, моя… ваше высочество.

Дальние гвардейцы уже были тут с оружием наготове. И оно было устремленно на громилу. Приказ – ему конец.

 - Он…

 - Молчать, - крикнула она, и поднялась на ноги. – Сир, не вам решать, что я обязана делать. Вы – подданный. Вы – капитан. Вы – защищаете и лишь время от времени должны высказывать свои суждения на Белом Совете. А в данный момент – мы не на Белом совете, и ваше мнение мне чуждо.

 - Принцесса, он – не может говорить правду, - пытался переубедить капитан.

 - Моя сестра, быть может, в опасности, и я сделаю все, чтобы сыскать ее.

 - Но… - Она сказала “да” эти словами, понял он. Что ему теперь-то делать: напасть на выродка  – или промолчать. Напасть - значит умереть. Но если промолчать, то этот дубина только обесчестит ее. Его любовь.  – Он наемник, при этом с дурной репутацией, а в словах его нет и капли истины. 

 - Вы забываетесь, сир Аггриг. Я уже теряю свое терпение.

Даоариас все так же продолжал стоять, но уже с легкой ухмылкой.

 - Моя принцесса, сир Аггриг прав: не стоит ему доверять. Вы же ведаете, что его дела нечисты. И в других королевствах на нем весит смерть многих, - наконец-то дал волю языку один из его собратьев, Дельвин. На нем был небесный парчовый плащ, а под ним золоченые доспехи. Излюбленное же его дело так наряжаться.

 - Да, я того же мнения, принцесса, - вставил один из гвардейцев.

Усмешка спала с морды громилы.

 - Видите…

 - Капитан, - грозно посмотрела она на него, - вы лишены должности. Вы первый кто лишен ее. Еще кто-то желает высказаться. - Он более не капитан… Ничего: для собратьев он все равно им остается. Приказ – ему конец.

 - Моя любовь, - вырвалось у него, и в тоже время мелькнуло “нет”. Рано. Слишком рано. Не время для признания. Или время?

Она была ошарашена от его слов и стояла окаменевшая с широко раскрытыми глазами, не молвя ни слова; все оцепенели от его слов, кроме этого дубины с такой ухмылкой, что у него вывалился меч.

Аггриг больше не желал выносить его постоянных усмешек. Он не желал потерять ее. И махнул снизу вверх, тот повернул голову, увидев поднимающийся клинок, оставшееся половина правого уха отлетела и потекла кровь, украшая лицо противника.

После этого стало происходить все слишком быстро.

Бард, завизжав словно свинья, ринулся к выходу.

Рог Селестии засветился, но один из стражников, переместив ее к себе, заблокировал барьером, сам оставаясь беззащитным.

Даоариас мигом поднял меч и наполовину вонзил его сквозь металл и плоть одному гвардейцу, наступающему справа. Забрызгалась кровь. Стража отбежала назад, когда он описал круг клинком. Полетели магические снаряды, однако их было слишком мало, всего пять, и они только прожгли одежду и слегка ранили такого громилу. Он кинулся на них, и кровь двоих из них тоже пролилась.

Пока громила билась с двумя, а двое подходили слева и один справа, Аггриг, тихо, как лиса на снегу, подошел сзади и занес меч, однако, тот все равно его заметил и отбил удар. Аггриг пошатнулся, но на ногах устоял.

Внезапно Дельвин что-то выкрикнул, и гвардейцы, отступив, остановились. <em>Что вы делаете, собратья,</em> хотел крикнуть он им.

Тут же сверху блеснул огромный клинок, и он заслонился мечом. Удар был столь сильный, что он почувствовал, будто жилы на его шее чуть не лопнули. Громила, не давая роздыху, вновь обрушил меч сверху. Капитан увернулся вправо, невредимый, и отсек левое ухо. " Красавец", - усмехнулся он.

Даоариас взревел.

 - Ну, и где теперь-то твоя ухмылка, - пробормотал он. 

Громила бешено раздул ноздри, и, повернувшись влево, взмахнул мечом вверх. Но слишком поздно, капитан успел обойти его, и полоснул по боку, глубоко зацепив крыло, темно-красная кровь хлынула ручьем. Противник взревел еще сильнее, но, начал еще боле яростно наступать.

Он ревел как бык, нанося каждый раз удар, неистовый и беспощадный.

 - Где твоя мощь, - бросил он. – Где? Я спрашиваю тебя: где? – Продолжил капитан уже чуть ль не бегя от огромного меча, свистящего рядом с его головой, его шеей, его станом, его ногами.

Кровь текла, орошая землю. Аггригу даже почудилась, что она начала петь, может статься, что она ее и хотела, кровь Даоариаса.

Противник резко опустил меч на его голову, при этом что-то невнятно громыхнув, но капитан отбил его, еле устояв на ногах.

Хоть громила и был серьезно ранен, все же, казалось, что он и не получил и одного, даже вовсе, токмо начал биться. А вот сам же капитан уже весь пыхтел, и осознавал, что еще один удар не выстоит, если конечно тот сумеет достаточно близко обрушить его. Остается лишь единственная надежда: измотать его.

 - Это все, на что ты способен!? Ты б никогда не смог поступить в гвардию – жеребята и то владеют мечом лучше тебя, - не прекращал подбрасывать дрова в огонь Аггриг. Он разумел всю смертельность происходящей ситуации, тем не менее, он должен был разжигать пламя, дабы тот, атакуя сильнее, хоть как-то выдохся.

Аггриг продолжал отступать, спасаясь от этого громадного орудия, а бык, все ревя, наступал, рассекая им воздух. Капитан не делал больше попыток атаки, только защищался, - он сохранял силы для решающего удара, и изредка подкидывал едкие словечки. А вот Даоариас был в угрюмом молчании – так и не промолвив и ни слова.

Кровь залила уже землю, и он думал, сколько же в нем ее, этой темной крови. Поднимал меч громила уже не так быстро и свирепо, но удары, как и прежде, были смертельны. "Вот, еще, чуть-чуть. Еще чуть-чуть, и это будет мой шанс. Шанс повергнуть врага", - радостно подумалось ему.

Противник, обливаясь потом и кровью, слабо опустил меч в дюйме от головы капитана. 

 - Пора, - вслух подумал он. 

Аггриг, охваченный исступлением, бросился в атаку. Сталь зазвенела о сталь. Даоариас делал попытки отбивать удары, в большинстве которых ему это удавалось, но некоторые попадали в цель. Его дублет уже давно стал в цвет кушака - вскоре Вишневый пруд станет такого же цвета, хотелось думаться ему.

Аггриг рубил сверху, снизу, слева, справа – Даоариас слабо отражал, пятясь назад. Вскоре капитан отбил пространство, и даже боле - противник стоял у самой кромки суши перед прудом. "Вот он: вкус победы. Удар – ему конец", - вообразилось ему. 

Капитан взмахнул клинком снизу, завопив: “победаааааааа…”

… но он так ее и не почувствовал на языке.

Вспыхнула яркая желтая вспышка, и Аггриг на долю мгновения ослеп, тотчас почувствовав, пред тем как грохнуться наземь, как в его плоть вторгаются сотни острых клинков. Он ощущал, как кровь бурным потоком хлестала из его сотни ран, ощущал невыносимую боль, ощущал, как его покидают силы, ощущал, как тело исторгает из него его собственные яды. Он пытался звать своих собратьев на помощь, но вспомнив, что они его предали – перестал. Когда зрение вернулось, ему стало виднеться широко разверзнутое голубое небо, и он повернул голову, теперь ему стали виднеться незнакомые лица – или знакомые, он не мог понять.

Кто-то все кричал, от чего боль Аггрига только усиливалась. <em>Да заткнитесь вы уже,</em> - немо бормотал он, - <em>видите, я умираю.</em> 

Чуть позже он почувствовал нежные и ласковые объятья, пропитанные нежностью и лаской, словно любовницы, судя по сему - смерти. Странно, когда Аггриг закрыл глаза, отдаваясь в эти объятья, перед ним предстал светлый лик его любимой. Она улыбнулась ему, а следом ласково шепнула ему на ухо, что любит его. Он улыбнулся в ответ…

… Помочь как возлюбленный…