Моё Маленькое Аниме: Дружба Это Магия

Продолжая дэйли.

Вот вам Каденс из пака с принцессами. (Желтая магия? Снова Селька балует "D)

Глава четвертая: Тернистый вопрос

 
 

Она стояла нагая перед золотым зеркалом, когда дверь тихонько отворилась.

 - Принцесса… - раздался мелодичный голосок.

 - Да-да, заходи, дорогая Глори. Поможешь мне выбрать на сегодня платье?

 - Да, конечно, принцесса, - улыбнулась кобылка, и тут же тяжко вздохнула. – Сир Дельвин просил вам передать, что он сожалеет, но в скором времени должно начаться заседание Белого Совета, вечером. Это, разумеется, не так уж скоро, но… у вас есть на сегодня и другие неотложные дела. Принцесса.

Заседание Белого Совета. Она отложила его уже и так на два дня и третий, возможно, будет лишним – члены совета ее излишне долго ждут. Хотя она б охотно отложила его еще на две, три недели, но она осознавала, да и сир Дельвин уверял, что лучше покончить с этим пораньше, чем то и дело переносить.

 - Ах, я помню, дорогая. Ты мне лучше скажи, как там чувствует себя мой капитан. – После того, как сир Аггриг угодил в темницу, некому было боле сменить сира Дельвина нести стражу у ее покоев. Вот он ее и несет четвертые сутки подряд.

 - С ним все в порядке, видно глазу, ваше высочество, но я думаю, что шестые сутки он вряд ли сможет продержаться – его глаза уже не такие бодрые как прежде.

 - Ох, бедный мой капитан - горько ж приходиться ему, неся это постоянное бдение, - вздохнула она. – Ну, тем лучше нам поторопиться, дабы хоть как-то облегчить страдания сира.

Она подошла к гардеробу, открыла его и выложила несколько платьев. Одно было вперемежку с цветом морской волны бархатом, голубым атласом и небесным шелком, покроям на лифе вышиты золотом нити, другое было не менее простое – белое атласное платье с лиловым корсажем, украшенное золотыми нитями и мелким изумрудами на рукавах. Да и третье не уступало обоим: легкий белый шелк сказочных восточных земель, с короткими рукавами и широкими слоеными юбками. Однако ж четвертое особенно выделялось среди остальных: серебристое парчовое платье с прорезями и множеством разных малюсеньких камешков: жемчугом, опалом, топазом, белым бериллом. 

 - Какое, по-твоему мнению, подобает надеть?

 - Мне кажется более подходящим с корсажем, только… 

 - Если поглубже вдохнуть то, тогда, я думаю, налезет на меня, - улыбнулась она. Глори бросилась в краску, а Селестия издала легкий смешок. – Ах, не красней так, я и сама тогда чувствую себя неловко.

 - Хорошо. Может, вон-то, первое, платье, принцесса… или то, с юбками. Оно бы смотрелось на вас очень красиво, даже много лучше, чем с корсажем. И в гриву можно воткнуть белую розу, да еще немного жемчуга…

Принцесса лишь улыбнулась такому воображению.

 - А как насчет парчового…

 - Эта зело тяжелая ноша, - перебила ее кобылка. – А… простите меня, ваше величество, я не хотела, просто немного увлеклась, совсем чуть-чуть, я, - как могла быстро выпалила она.

 - Да ничего такого, дорогая, я не в обиде, не сержусь. Я ажно рада такому воображению.

Остановились они все же на втором платье, откинув тяжелое парчовое, разнородное и с широкими слоеными юбками. Селестия была права: это платье на нее налезло с большим трудом, как на какую-нибудь толстуху, но не только права оказалась она, а и Глори тоже – оно смотрелось на ней просто чудесно. Оно идеально подчеркивало ее формы и фигуру.

 - Как там поживает твоя матерь, леди Лорианна? – расслаблено вопросила Селестия, отдаваясь в размеренные движения своей фрейлины, которая ласково расчесывала ее гриву у зеркала. – С ней все в порядке? А то… как я помню, ты мне неделю назад поведала, что она упала и расшибла бедро.

Кобылка немного замялась, наверно думает, рассказать все или так, в общих чертах. 

 - Ей стало лучше, однако, она все еще хромает и у нее иногда бывает горячка, - вероятно, это из-за того, что она недавно подхватила простуду. Я приводила лекаря домой, и он сказал, что все с ней будет хорошо, побольше отдыха и поменьше нагрузок. И пред тем как уйти, он дал нам какую-то настойку и сонное вино. – Кобылка ненадолго приостановилась. - Я надеюсь, они помогут моей матушки.

 - Это хорошо, что ей стало лучше. Но коли ей станет худо, обратись ко мне – у меня есть придворный врач, - любезно предложила Селестия. – Согласна?

 - Да, принцесса, спасибо.

<em>Как же прекрасно получается у нее расчесывать гриву,</em> подумала Селестия, и закрыла глаза от наслаждения, погружаясь в сон.

Ей снилось излюбленное место отдыха, Вишневый пруд. 

Она спокойно лежала на узорчатой мягкой ткани, слушая балладу “Кубок вина” и тихонько попивая чуть подогретое вино со специями. Солнце игралось, посылая теплые лучи ей прямо в глаза и стражу вокруг нее – от их полированных доспехов отражались лучи, посылая их еще куда-то дальше. Допив последние капли вина, она позвала слугу, чтобы тот наполнил ее бокал. Серый земнопони в пестром одеянии незамедлительно явился. Его штоф наклонился, и от туда полилась жидкость багряного цвета. Она пригубила ее - и тотчас отбросила бокал. Багровая жижа разлилась, впитываясь в землю. <em>Кровь. Эта была кровь,</em> мелькнуло у нее.

Она было хотела что-то сказать слуге, но он как в воду канул, только штоф и остался от него. Штоф полный крови.

 - Капитан, что тут происходит? Куда пропал мой слуга? – резко спросила она, вперившись в капитана, но он молчал. Все молчали, кроме нее. – Что делает кровь в штофе, капитан? – вновь задала она вопрос, но он опять продолжал быть безмолвным. – Вы будете отвечать на мои вопросы, сир Аггриг, али вам язык отрезали?.. – Дальше она умолкла, вспомнив, что тот находится в темнице закованный в цепях, а сейчас рядом с ней, сир Дельвин. – Ох, простите меня, сир, я забылась.

Безмолвный капитан издал грубый смешок.

 - Что тут смешного? - недоуменно  спросила Селестия. Тот в ответ только сызнова издал этот смешок, повернувшись к ней. Доспехи были на нем не сильно массивные, но они его закрывали с ног до головы, а забрало шлема было схоже с лицом умиротворенного стража. На заднем бедре висел меч. – Сир?

Тот взревел ужасающим хохотом, долгим и мрачным. 

Что с ним происходит, с ее капитаном… или, быть может, это кто-то иной?

 - Сир, с вами все в порядке? – Она поднялась на ноги. - Умом не лишены? А то я погляжу… - В следующий миг она почувствовала удар, угодивший ей в мордочку, кровь потекла из разбитой губы. От удара она не упала, однако опешила – ее ударил собственный капитан, взявший на себя обязанности двоих. Может, он обезумел из-за длительного бессонья?

Он двинул ей снова, разразившись смехом. Потом еще. И еще. И еще. Она валялась на земле, мордочка была вся в крови; а тот мрачный леденящий смех, будто эхом разносился повсюду. Магию использовать она пыталась, да только толку с этого не было – она боле ее даже не чувствовала. Когда она ощутила резкую боль в животе – ее вырвало, то ли вином, то ли кровью. Затем все прекратилось: ее перестали избивать. И тогда она попыталась встать. Ей это удалось. С большим трудом – колени подкашивались, голова гудела, а живот зверски болел. Она была вымазана грязью, вином, кровью, да и запах от нее был не самый лучший, как от какого-нибудь бродяги без бита в кармане.

Обезумевший капитан тихо стоял, уставившись на нее своим жестоким безумным взглядом. На его доспехах виднелись следы крови.

 - Стража, схватить его, - приказала она, осознавая, что ее слова лишены смысла – стража осталась слепа к произошедшему. Повторив ее еще раз, эту фразу, умалишенный гаркнул “нет” и закатился от смеха.

 - Нет! Нет! – пытался все что-то сказать тот, еле сдерживая смех. – Нет. Они станут этого делать. Они не твои воины, больше не твои, они – мои.

Дальше он замолк. Стража расступилась, образовав проем для выхода. Но выхода не было - была только плаха. Ее взору открылся помост, на котором была большая деревянная конструкция с выемкой для головы и двумя держателями для крыльев, на которых болтались цепи. Внутри у нее что-то сжалось.

 - Нет! Вы не посмеете! Я же ваша принцесса, - только и успела взмолиться она, как на ее голову обрушилось нечто тяжелое от чего она пала. 

Она ощущала, как ее волокут по земле, однако она не противилась: все равно в том или ином случае ее ожидает смерть. Когда ж ее подняли и бросили на эшафот, ей помогли встать, и тут она узрела - помост уже был в крови, и на нем лежала корзина, прикрытая окровавленной тряпкой. <em>Это, наверно, чья-то голова,</em> тошно подумалось ей. 

Следом ее подвели к деревянной конструкции и резким движением двинули ее голову к выемке; удар оказался столь сильным, что у нее перехватило дыхание, но, благо, оно вернулось через несколько секунд. Вслед за этим она ощутила острую сталь на крыльях и через миг пронзающую ее крылья боль, она вскрикнула, подняв голову и услышав, пред тем как почувствовать вновь боль в горле, позвякивание натягивающихся цепей. Перед ее взором предстала предательская и жестокая картина: почти вся ее личная гвардия и тысячи разночинных жителей Эквестрии стояли и, вылупив глаза, наблюдали за происходящим беззаконьем. Вы же любили меня, ваше Солнце, все хотелось ей  крикнуть им, чтобы они вспомнили, как она была добра к ним. Но завидев их ухмылки, отбросила эту безрассудную мысль.

В толпе изменников поднялся гомон. Вскоре оттуда, расталкивая толпу, показался единорог в красно-черном богатом одеянии и красной шляпой с пером. Он, натянув улыбку до ушей, стал пред людом и достал пергамент из кожаной сумочки, накинутой чрез шею.

 - Лорды и леди, лесники, рыбаки и жены их, да все прочие, - мерно возвышал голос глашатай, - эта осквернительница, наша бывшая принцесса солнца, посеяла раздор и хаос во вся Эквестрии. Сгубила принцессу Луну, сестру ее, погубила не одну жизней тысячу она да боле. Уморила ажно капитанов своих, осквернительница эта и убийца. А засим приговариваем ее мы, жители Эквестии, смертью, через такую ж злобную казнь, как и деяния ее.

Осквернительница? Убила свою любимую сестру? Посеяла хаос? Вы что дураки? Она бы никогда этого не совершила, даже не допустила бы.

Его слова в скопище изменников вызвали одобрительные возгласы.

 - Да, убейте эту суку, - крикнул чей-то бас, и возгласы усилились.

Вперед вышла кобылка и кинула камень в нее. 

 - Я из-за нее сына потеряла, - прорыдала она и бросила еще один. – Отрубите голову этой суке!

 - Долой принцессу-суку! Долой ее! Долой! – все не унималась толпа. Но вскоре она притихла, а когда заговорил умалишенный капитан, стоящий по правую сторону от нее, и вовсе затихла.

 - Я знаю ваше недовольство, я же решу его. – Недовольные вслушивались в каждое его слово. – Она будет страдать так же как вы. Тем не мене она знатного рода и правила Эквестрией долго и разумно, до недавнего времени, и ей будет даровано последнее слово. Или небольшое одолжение. – Изменники зароптали, а капитан повернулся в ее сторону, не обращая на это никакого внимания. – Ну что ж, принцесса, твое слово.

Какой смысл от этих пустых слов, когда она потеряла ровно все – жизнь они ей не даруют и ложные деяния не исправят, а больше и нечего просить. Хотя…

 - Как погибла моя сестра. – Хоть узнать, быстра ли у нее была смерть. – Быстро?

Тот только посмеялся от ее вопроса.

 - А я-то думал ты попросишь меня отыметь тебя напоследок, - зубоскалил капитан, - у тебя ж давненько никого не было, вся течешь, поди. Ничего: после казни у тебя дырка еще будет достаточно горяча, вот я и развлекусь. – Он вновь рассмеялся. -  Ну да черт с тобой. Твою сестру нашли с перерезанным горлом и вспоротым животом, придерживающей собственные кишки рядом с каким-то жеребцом. Что ж. - Он снял шлем. Длинное лицо, небольшие красивые кобальтовые глаза, длинная серебреная грива с небольшой примесью железа, особенно мускулистая жилистая шея – сир Аггриг, поняла она. И оторопела. – Пора привести казнь в исполнение. Сир Даларад Риз и сир Глевинтон Блад, займите свои позиции. – Двое гвардейцев в золоченной стальной броне с мечами в зубах подошли к ней сзади и стали каждый у крыла. <em>Что они собираются сделать!?</em> – Исполняйте! – громыхнул он без единой улыбки.

Она направила свой взор на яркое палящее солнце, догадываясь, что ей придется испытать; оно ее слепило, и это хоть как-то уводило мрачные мысли. <em>Я должна стерпеть боль,</em> пообещала она себе, однако, когда она ощутила снова острую сталь на крыльях, она вскрикнула, воздев голову к небесам. Услышав позвякивание цепей и громкое “хлоп”, она почувствовала сызнова сталь на левом крыле, потом еще и крыло наконец-то отсеклось. Она рыдала, орошая помост слезами и кровью. Толпа же ликовала. 

 - Рубите в следующий раз сильнее, сир Даларад!

 - Да, капитан, - ответил молодой голос.

Он, подвинув ее голову, нежно погладил по гриве. 

 - Я тебя любил, а ты же унизила меня. Но я тебя прощаю, любовь моя, - ласково прошептал он ей на ухо. Он и тогда сказал “моя любовь”, но он же давал обеты, ему нельзя, запрещено! А сейчас это и вовсе похоже на издевку. – Всего-то ответь мне на один единственный вопрос: ты любила меня?

 - Сир, вы ж обеты давали, - хлюпая носом, прорыдала она. 

 - Обеты… да, давал. Но разве они запрещают хотя бы любить… да. – Он улыбнулся. – Мы могли бы никому не говорить о нашей любви. Жаль, что уже поздно. – Повторив еще раз, что он ее любит, сир Аггирг занес слабо мерцающий клинок. На его устах играла улыбка, жилы на шее надулись, в одном глазу стояла слеза – от радости, наверно. 

Она крепко закрыла глаза, ожидая очередного прикосновения холодной стали, но в этот раз последнего прикосновения. Спустя долю мгновения изменники заторжествовали, а она ощутила во рту смесь двух вкусов – крови и яблок.

 - Принцесса… принцесса, - тихо шептал голос. – Ваше высочество, прошу прощения, я не хотела вас будить, но я закончила. Да и день уже начался, ваши обязанности… 

Селестия протяжно зевнула, прикрыв рот копытцем.

 - День! – ахнула она. – Так скоро! Неужели я могла так долго почивать. – Она принюхалась. – Что это за запах, яблоки?

 - Служанка принесла вам завтрак, запеченные яблоки с орехами и сладкую наливку. Изволите покушать?

 - Нет, я не голодна. – После такого сна в нее даже вино не залезет. – Тем паче у меня больше нет времени на завтрак и кое-какие мелкие дела. Думаю, и сир Дельвин уже заждался. – Она присмотрелась в зеркало, и встала со стула. – Жемчуг у меня в гриве смотрится довольно красиво, спасибо, дорогая.

 - Я просто подумала, что он подойдет вам. Простите за мою наглость, принцесса.

 - Ах, перестань извиняться за каждую глупость, - махнула копытцем Селестия. - Ты помогаешь мне собираться уже не первый год, так что, я думаю, ты достаточно осведомлена о моих предпочтениях.

Она подошла к двери.

 - Ну что, пойдем.

 - Да, принцесса. 

За дверью стоял ее капитан, сир Дельвин Маллорион. На нем были красивые рифленые доспехи без шлема, небесно-голубой парчовый плащ, скрепленный эмблемой его дома, голова в рыцарском шлеме с белой розой в зубах. Дельвин очень красив: смазливая прямая мордочка, большие бледные глаза, поджарое тело, но он в разы хуже как воин, чем Аггирг. На это место он попал, не столько по воинскому мастерству, сколько по его благородному сильному дому. Он лучше остальных гвардейцев, но все же…

 - Здравствуйте, сир Дельвин. Вы хорошо себя чувствуйте? - осведомилась она, видя, что он еле стоит на ногах и его глаза чуть ли не смыкаются. – А то вам сегодня предстоит побывать на заседании Белого Совета, высказать свои суждения по различным вопросам.

 - Да, ваше высочество, со мной все хорошо, - почти тотчас ответил он. - Я готов и дальше нести бдение, пока вы не решите… капитанский вопрос.

<em>Лучше бы вы не напоминали об этом,</em> мысленно сказала она, а вслух ответила:

 - Я постараюсь его решить на сегодняшнем же заседании. А пока я прошу вас сопроводить меня до королевской приемной, сир.

Капитан молча кивнул.

В приемной царила тишина, если не считать крики толпы, доносящиеся сквозь толщу стен снизу, хотя они тут едва ли слышны, – но за две недели опостылели напрочь. Какой-то дурень распустил слухи, что Селестия, родная сестра любимой Луны, заточила ее в каком-то тайном месте. Эквестрийцы поначалу не верили, покуда один из мелких лордов не заявил, что это истина и он сам видел, будто ее ночью силком тащили закованной в цепях. А когда этого зачинщика лишили лордства, но разрешили оставить некоторое достояние и остаться не изгнанным, простонародье и еще несколько лордов вознегодовали и начали открыто проявлять крамолу. Она решила лучше не препятствовать им, дабы не усугубить положение еще сильнее, но штраф за разжигание розни она ввела; вскоре толпа поутихла, казна пополнилась, но самые бойкие остались – а их немало. Они все требуют освободить Луну, даже после того как она им лично сказала, что сама не ведает где та. Не верят собственной принцессе, что сказать, глупцы.

Рядом с ее золотым троном стоял капитан, сомкнувший глаза – и больше никого. Вскоре сюда должны привести посла, а лишние уши ни к чему, пусть это даже будут ее личные гвардейцы. Полностью довериться можно лишь капитанам – они отдадут за нее жизнь. Даже Аггриг, ослушавшейся ее.

Прошло не больше десяти минут, когда раздался звук отворяющихся дверей. Дельвин мигом открыл глаза и уставился на грифона. Посол был высок, но согнут, с большим толстым клювом и ореховыми крыльями, в красном просторном одеянии с широкими рукавами. Он представился как Резвирзон Носоро. И без промедления начал рассказывать на высоком языке с ужаснейшим произношением, что он прибыл из Восточного Королевства грифонов, что его государь случайным образом узнал, что Даоариас находится на ее земле, и просит нам его выдать за сотню тысяч монет. И так же он желал бы лично познакомится с прекрасной Селестией. Произношение посла было столь ужасно, что ей приходилось вслушиваться в каждый писк, издаваемый им, и то, она поняла лишь половину сказанного.

 - Я польщена, - сказала Селестия, как только тот закончил. – Однако ж я не могу отдать вам этого убийцу, прошу прощения у вашего короля.

Посол ее явно не понял, и она повторила это отчетливо.

 - Мой государь это предвидел: он вам даст втрое больше, если вы отдадите этого душегуба нам. – <em>Как же ужасна его речь, пусть смилуется надо мной Скиталец!</em>

 - Я благодарна столь щедрому предложению, тем не менее, я вынуждена и эту отказать.

Но посол все не унимался:

 - Мой король сказал, коль вы и это предложение отвергните, тогда он даст еще вдвое больше монет и четыре сундука лучших драгоценностей вдобавок к этому.

 - Простите, но, ответ останется тот же.

Посол пришел в явное замешательство.

 - В-ваше высочество, вы не можете…

 - Могу: Даоариас находится при смерти, его крыло чернее тучи, как и большая часть правой стороны его тела, он вопит днем и ночью, не смолкая ни на секунду. Над ним хлопочут лучшие лекари Эквестрии, однако, он вряд ли выживет.

 - Но… мой король желал лично воздеть его голову на пику…

 - Еще раз прошу прощения у ваше короля, - ввернула она. – Даже ежели бы он был в добром здравии, самое большое наказание для него было б – изгнание. Остальные противоречат нашим законам.

Посол посмел бросить на нее дерзкий взгляд.

 - Вы можете, хотя б отдать нам его голову, когда он умрет?

 - Нет: я нашла его, он умер на моей земле – мне и следует отдать его Высшим. 

 - Ваше величество, - гневно выпалил он. 

 - Прости меня и наши законы. Аудиенция окончена. – Как он мог вообще так дерзко разговаривать с ней? – Проводите доброго посла, сир Дельвин, и возвращаетесь поскорее, нам нужно успеть на совет, уже близится вечер.

Она успела уже принять горячую ванну с благовониями и пообедать, когда раздался стук в дверь. За ней оказался Дельвин.

 - Прошу извинить меня, моя принцесса, за столь долгую задержку, - поклонился капитан. - Посол все не хотел уходить, пришлось силой выпроводить его за городские ворота. И переодеться.

 - Я надеюсь, с ним все хорошо. Вы не причинили ему никакого вреда? – Она смерила его взглядом. На его белом фраке слабо виднелись небольшие следы грязи. – Капитан? – Она привстала. По ней бежала вода.

 - Э… Да, ваше высочество, - заерзал на месте он. – Он в полном здравии. Вот только…

 - Только что? – Неужто он пострадал? Это весьма усложнит отношения с восточным королевством. Они и так не самые лучшее. – Сир, если это то, о чем я мыслю, то ваша капитанская должность перейдет более подходящему кандидату, - с полным намерением пообещала она. – Вы же не запамятовали, что капитан избирается не только по воинскому мастерству, а и по богатому складу ума.

 - Когда мы его выпроводили за ворота, он сказал, что его государь, как он считает, наверняка примет ваши извинения, однако, только от вас лично. – Дельвин тряхнул своей небесно-голубой гривой. <em>До чего во же он красив,</em> подумала она. – Но я думаю это ложь. Некие слухи дошли до моего уха, что Даоариас изнасиловал его малолетнюю дочь - а потом размозжил ее голову копытом. 

Селестия помрачнела.

 - Даоариас… - Она выбралась из ванны. – Я нашла его в Вишневом пруду, и отдала благородному сиру Аэтию. – Поначалу она очень хотела оставить себе это чудо – он был намного крупнее других жеребят. Но в те времена, после изгнания Найтмер мун, ее жизнь то и дело подвергалась опасности, и она не желала, чтобы этакое чудо пострадало – или вовсе погибло. Поэтому она стала изыскивать какого-нибудь рыцаря, на которого бы вряд ли напали и который смог бы научить уму-разуму, и ее выбор пал на старого Аэтия, благородного и могучего, из дома Бладов. Тот охотно принял его под свое крыло.

Она тайно приставила к ним шептуна. Он доносил ей, что рыцарь относиться к нему с отцовской любовью, но чрезмерно твердо. Требует очень много, и часто почти недостижимого. Спустя десять лет, она убрала доносчика, убедившись, что так будет лучше, однако частенько захаживала к ним. Но зря. Через малое время они развеялись, как дым. И только спустя долгое время вернулся один лишь Даоариас. Уже не тот.

Она откинула печальные мысли, не желая больше думать об этом.

 - Не мог столь знатный муж воспитать выродка. Это все россказни, не более. – Она подошла к гардеробу. – Ладно, хватит об этом. Изволите помочь мне одеться, сир, а то моя фрейлина где-то запропастилась?

 - Да, моя принцесса.
...

Free HUGS to everypony!

http://thenicestplaceontheinter.net/

тролли они такие

Глава двадцать третья: Божья Монархия

Смерть огласила заключительную ноту жизни с последним ударом колокола, огласившим призрачным эхом миру непроглядную тьму. И немая тишь живых сердец разошлась всепоглощающей Пустотой. Но твердая поступь волей души следующим же толчком оповестила первой, главной нотой любви Бога – Рождением. Так вечная мелодия жизни и смерти, осветила начало нового времени.
Две свечи очертили небосвод ранним рассветом белого солнца, задав его бесконечному движению новый ход ритма. Эпохи Генриха Третьего, каждым шагом направляющего небесное светило с миром, озаряемого людскими душами. Рог Жизни протрубил о Вечной Жизни, а Посох Рождения волевым ответом огласил ход времени. Анна с Брауном взмахом ангельских крыльев вспорхнули огни своих душ в небо, и четыре свечи провели границу между драконом и Богом. Приняв в родительские объятия юные души, что вернулись домой, к своему новому рождению. Так, сопровождаемый Анной Серой, Брауном Серым, Артуром Сандэон, Джоном Вотером, Тибольдом Грантом и другими друзьями и лордами Генрих Грей шествовал прямо к Отцу и Матери, чей строгий взгляд неусыпно взирал над Троном Королей.
Чистый серый камень и строгие контуры – полностью описывали седалище древней крови. Камень, но цвет серый, как сердце каждого в королевском роду. Нейтральность, прямота, любовь и твердая решимость, что направлена к Миру безукоризненной волей. Величайшая Ответственность, доступная псу. Но монарх в Королевстве не просто правитель, а Посланник, Ангел, ниспосланный Небом. Чья пророческая поступь ведет за собой всех.
Герних Третий – Ангел, безусловно! Рука Бога, что творит мир одним глазом смотря в души псов, другим в заветы Создателя. Единое Сердце Мира, а оно не ограничивается одним Королевством… Псу, конечно, с такой ролью не справиться, потому, как и сказано в Сером Завете, руки Бога – народ, а крылья – их души. А Его Голос – Король!
- Да здравствует Бог! – пророкотал Он.
Десятки тысяч огней озаряли великие чертоги Серого Храма. Каждая зала вмещала десять тысяч душ, а их, как и постулатов, десять. От Очага, сердца Бога, откуда начиналась коронация до Круга Семьи, где располагался древний престол под мудрым ликом Матери и Отца. Единого Бога, не имеющего четких границ в форме. Ни мужчина, ни женщина, даже на аликорна не похож, однако Все Вместе. “Каждый – частица Бога как Его живое творение. Самостоятельная мысль, что творит Мироздание с Ним. Что создает Его Самого. Ибо всякое деяние – есть неотъемлемая часть энергии души. Нашей связи с Богом”, – говорится в первом завете священной книги, что кончается наказом: “Бог – творение Любви, и в сотворчестве с Ним мы – Едины как Целое. Но в Духе Мы Едины как Боги”. Прекрасная заповедь, дарующая каждому смысл жизни. Вечной и бесконечной, ибо она продолжится после смерти в небесном царстве.
Сей постулат – не греза, а реальность. Провидцы, толкующего о Боге,- сходятся в этом все. Потому некоторые неверующие академики и аристократы соглашаются с этой мыслью о жизни вместе с Ним. Так что в Королевстве все до Единого опираются на Его постулаты. “Слова – лищь рассуждение о любви, а созданное тобой – уже ее творение”, - напоминание всякому верующему, что пустые рассуждения не есть вера, а до пересуд Истинной Вере дела нет.
Король неусыпно хранит и истово соблюдает Королевские Законы, а паства Веры несет слово Бога. В отличие от бессмысленных, ложных, проклятых иных верований, Мать и Отец даруют свободу жизни в единстве мнений, в отличие от иных, где мнение, малое или большое, оспаривает или принуждает к поклонению Творцу. Ни один академик мира не сумел опровергнуть священное писание. И все же Святая Вера имеет малую поддержку в Мире!
Тибольд даже помыслить не мог, чтобы усомниться в Законах, спасающих не только души от Ада, но и главной опорой страны, на которой зиждется как казна короны, так и основано большинство законов королевской власти. Народ трудится в поте лица, чтобы продолжить со своим Создателем. Даже столь восхитительная возможность сиять в лучах славы или объединить разрозненный народ не привлекает слабых правителей. А ведь спасение народа идет рука об руку с процветанием! Довольны все!
Однако Мир отвернулся от Бога, обратив свои души к Аду, разверзшемуся за долгое время праздности и невежества. Магия – святой дар Небес, дающий возможность творить мир. Материй и энергией, даже созданием жизни. Могущество! Слава! Бесконечная любовь! Магия упрощает дело. Но только Совершенство должно превалировать облик расы, а аликорны, в глупости, тщеславии, в слепоте прокляли Мир породив множество видов и не наставляя их. Псы, пони, пегасы, единороги, аликорны, минотавры, яки, грифоны, новые драконы (потомки Древних) и прочие – потерявшие отеческие наставления разлились черным болотом по святой земле, и раса на этой планете поддалась всевозможным порокам.
“Суд – исключительное право Бога, ибо только Он может рассудить справедливо. Закон! Нарушение его – прямое предательство Создателя”, - и Вера следует наказу неуклонно. Всякая скверна лечится трудом любви в сложном пути совершенствования. Тяжкая ноша, не каждому дается, тем не менее Тибольд с самого поступления в святое воинство без капли сомнения и усталости выполнял волю Бога. Жизнь не может быть в праздности, как сказано в писании, однако его путь к Матери и Отцу был лишен всякого отдыха. Ранняя смертей родителей и долги лишили его крова и обрекли на нищету. Продажа ягод, фруктов и орехом могли кормить разве что половину года, и скудно донельзя. Он знал это, но предотвратить свою холодную смерть не мог. Нищенствующий брат, встреченный возле трактира, стал для него спасением. Помимо горячего хлеба с маслом и кружки крепко эля, Освальд поведал о Храме в ближайшей деревушке, готовой принять несчастных сироток. Но жизни простой не обещал.
Простой клирик, крестьянин в вере, с густой бородой и лысым черепом встретил Тибольда приветливо и с широкой улыбкой, накормил вкусным обедом, поместил в общую комнату, дал одежку взамен лохмотьям. Пять лет он помогал старому Вильсону и Бете с Робом ухаживать за Храмом, кормить пса, устраивать праздники для тех немногих людей, что жили в деревне, да учить Серый Завет. Святое Учение сразу понравилось Тибольду, и воинство света стало целью.
В день Весеннего Лета к ним забрел рыцарь на боевом скакуне. Грозный, статный, с большим мечом, он хромал на одну ногу и прикрывал лицо окровавленным, обожженным платком с эмблемой горсти рябиновых ягод. Никто и заговорить с ним не посмел, а сам он разве на Храм и обратил внимание, куда тот час же отправился.
Встретив отца Вильсона, рыцарь упал на колени и содрогнулся я в горьких слезах, завыв точно домашняя собака по хозяину. Священник сидел и слушал, слегка обнимая раненного воина, пока тот не захлебнулся слезами настолько, чтобы не прекратить свой плач. Как выяснилось всю семью рыцаря зарезали дикие псы – пятерых детей, жену, крестьян. Чтобы не упустить след, сир Герольд погнался за ними, в глубь Каштанового леса, где обнаружил лагерь. Десять свирепых псов, закованных в прочную сталь и с длинными мечами, непосильная задача для одиноко воина. “Но магия способна уничтожить и целую армию”, - дрогнувшим голосом заявил он, глядя в глаза священнику. Как сейчас помнил Тибольд, лицо Вильсона даже не дрогнуло, однако руки старца будто невольно потянулись и обняли несчастного с искренней любовью. “Я потерял все, когда позволил скверне стать частью моей души.”, - почти беззвучно произнес Герольд, глядя в пустоту, и тотчас же с непоколебимой решимостью чуть ли не криком заявил, встретив жалостливый взгляд старца: “Я готов предстать перед Богом!” “Твоя душа проклята. Это не изменить”: - строго начал Вильсон и с отеческой любовью продолжил: - “Однако я не стану разглашать тайну. Ты еще молод, богат, знатен. Полон мечтаний и энергии для их осуществления. Проведи остаток жизни, согласно наказу “Свобода – дар Бога, и никто не вправе ее отнять”. Он говорил про герцогов, Тибольд делами говорил
Разговор шел до глубокой ночи, и Герольду предложили заночевать в комнате священника. Наутро рыцарь покинул храм в тайне от любопытных глаз, оставив после себя печаль в сердце Вильсона и огонь в душе Тибольда, восхищенного речью старца. То осознание дара спасения стало новым толчком проявления любви Матери и Отца, чье милосердие прощает даже великих грешников, заканчивая муки в аду. С того мгновения он без остатка принял веру как сердце и приложил совершенно все силы, чтобы помогать Богу.
С тех пор прошло почти двадцать лет. Долгих и трудных лет становления от нищего оборванца до богослова. И все благодаря его непоколебимой, истовой вере, что всю дорогу разжигала внутри него белое пламя Матери и Отца. Каждую проповедь он проводил до тех пор, покуда каждый ищущий не найдет в его словах необходимое знание Все Любящего Бога. Десятки, сотни, тысячи проповедей с каждым днем делали его слово все крепче в умах людей. Слово – Тибольд исполнял как речью, убеждая людей, так и делом, творя настоящие произведения искусства из скульптур. Он провел столько проповедей, что даже графы, герцоги и король спрашивали у него совета.
“Мир в огне, да, Тибольд?” – с лукавой улыбкой спросил у него незнакомец в дорожном плаще, скрывающий лицо за плотной тканью за две недели до смерти Джона Грея. – “Скверна проросла в Божьем Доме и обвила Его, будто безумный любовник. И эти пороки лишают душ жизни. Предлагая взамен поставить злотые свечи своей душе” – вынув алмазную монету чистейше огранки, он посерьезнел: - “Если прочие государства не хотят слышать голос разума, то уши Королевства внимают Вере, ясно осознавая, что магия – свет Небес. Мир разделился на священников, наблюдателей и предателей. К вторым еще можно проявить снисхождение. По третьим, как говориться, Пустота плачет. Ибо их деяния не более чем пиршество стервятников, пожирающих собственные души и распространяющих губительную болезнь для других”. – Звонко положив на стол тяжелый кошель, он тихим шепотом произнес: - “Герис Турн – давно ступили на путь проклятых. Их души плачут. Ваше слово, святой клирик?”
Незнакомец показался ему лицедеем того рода, чье лицо стерто в Пустоте, кажа длинный змеиный язык. Речь о сыне герцога напомнила о беспорядке в Королевстве, где титул играет важнейшую роль. Даже среднего пошиба барон в силах заткнуть рот закону звонкой монетой, что уж говорить о герцоге, в друзьях которого высшие чины. Отступнику духу не хватит признаться, а его лорд-отец решит тяжкий грех простым рукопожатием с должностным лицом. 
Власть – иерархия, в первую очередь Порядок, зависящий от движения. В Королевстве монарх направляет вассалов, что структурой подчиняя контролируют крестьян. Божья Монархия основана на творении сердца, чей пульс задает ведущий, что освещает каплей за каплей души поток крови, регулируемый клапанами сердца, единством умов дарующего свободу для цели каждого. Мнение - цель ума, рожденного связью знаний, определяющих его жизнь. Свобода – основанное знаниями единство мнений. В королевстве монаршая власть, но новое правление обещает дать корону каждому.
- Божья монархия даст каждому место в Мире, - сказал Генрих, отлучившийся от пира, дабы обсудить государственные дела с друзьями.
Смерь отца не сильно затронула Генриха, но сердце было опечалено – как-никак у них были счастливые моменты в жизни. Тибольд сообщил о том незнакомце Генриху, и король усилил охрану для всех важных лиц и приставил слуг, что пробует еду и напитки на яд. Однако Джона все же отравили – верно, работал искуснейший профессионал.
- Вы отвели войска от границ, положившись на Щит, - сказала Анна, отпив из бокала белого вина. – Как быть с Великой Ордой, коя жаждет смерти Мира? К тому же недовольны все лорды.
- Договориться с соседями принять Каноны Вечности, распустить войска и расформировать власть. Такой поступок докажет прочим рациональность нового правления. Со временем, - улыбнулся Генрих. – Пока объединенный в бывших границах Щит будет оберегать нас.
- Приемлемо, если у кого нет идеи получше, - окинул взором сторонников Генриха Тибольд.
Их всего около шестидесяти – четверть рыцарей, три десятка баронов, десять графов, виконт и четыре герцога. Но в Королевстве найдутся десятки тысяч – только убедить надо. А там уже соберется вся страна.
- А Белая Орда? – подал голос Джон Вотер – пьющий уже десятый бокал. – Они понимают Бога, однако продолжают оскорблять невежеством. – Он поскреб подбородок. – Белая Орда жаждет мести из-за аликорна Фронсиса Большие Штаны. Говорят, его задница была столь необъятной, что приходилось на нее надевать что-то, иначе не разглядеть очертания, - усмехнулся Джон. – Буде серьезно, то месть связана с тем, что Фронсис использовал псов как живое оружие. Отомстить аликорнам желанная мечта Тан Гора. Вождя Белой Орды, коя и до него тонула в болоте.
- Их заставляют угрозой смерти принимать дикие законы, - добавил Тирион Сандэн.
- Тяжкое попустительство со стороны разума Орды, - сказал Генрих. – Попробуем помочь им, однако, сначала давайте создадим Союз – может, станет решающим доводом в переговорах с их вождем. Богу безразлично мнение лордов насчет Его Монархии – их убедит народ. Я разошлю письма правителям, и вместе, вдобавок, уберем материальную экономику, что станет главным аргументом для горожан и солдат. Большинство – всегда главный аргумент, и вместе, мы, будем править Миром как Боги.

Третья серия восьмого сезона

И снова поняхи, словно не было недели между сериями. И хоть в этот раз всего лишь одна серия, надеюсь все получат от нее столько же удовольствия, как и от двухсерийника. А теперь ссылки!

Время трансляции: с 18:30 по МСК.

Список онлайн-трансляций:
Brony State
World of Equestria
BronyTV
HasbroMLP
Otaku Ascended
Brony Network
Brony Network 1
Brony Network 2
CMC Clubhouse
Cutie Mark Crusaders
Mahlibalazs

Картинка!

И очередной рассказ!

         Утренний душ воистину одно из величайших чудес придуманных пони. Он помогает снять остатки ночной дремоты и вымыть из шерстки неугодную грязь или крошки, появившиеся в ходе ночного перекуса в постели, а то и в связи с каким-либо утренним происшествием. Что бы ни было тому причиной, а в то утро Строуберри Санрайс подставляла свою темно-малиновую гриву потокам воды уже во второй раз, наслаждаясь, журчащими потоками. Закончив, посвежевшая пегаска тщательно высушила свою светло-жёлтую шерстку и принялась за приготовления к дневным хлопотам.

         В первую очередь она облачилась в свои резиновые сапожки и милый сарафанчик с большими карманами — её привычный костюм для работы на грядке у дома. Несколько рядов клубничных посадок нуждались в ежедневном уходе. Лето выдалось достаточно засушливое и льющие по расписанию дожди от погодных пегасов не могли обеспечить эти небольшие кустики достаточным количеством питательной влаги. 

         К счастью, у Строуберри было кое-что припасено как раз на такой случай. Зайдя в небольшой сарайчик у дома, она взяла с полки первую попавшуюся банку и выудила оттуда грязно-серое облачко. Нахмурившись, пегаска окинула его взглядом, прикидывая, хватит ли ей этой крохи. Легкими и привычными движениями она слегка распушила тучку и, удовлетворенно кивнув, улыбаясь направилась к грядкам.

         Бедные кустики клубнички, слегка запылившиеся после недавних ветров, выглядели так, словно умирают от жажды. Кобылка щедро окропила их влагой из миниатюрной тучки, стараясь никого не оставить обиженным. Смывая грязь с зазубренных листочков и подмечая для себя самые большие и темные. Закончив полив, Строуберри отпустила посветлевшее облачко на волю и вернулась в сарай. Там, вооружившись небольшими садовыми ножницами, пегаска вновь вернулась к своим подопечным и принялась за дело.

         Привычная и рутинная, умиротворяющая работа в огороде, что может быть лучше? Строуберри нахмыкивала какой-то ненавязчивый мотивчик, пританцовывая от одного кустика к другому, подрезая старые листочки, чтобы дать больше солнца новым, молодым и свежим. Следующими она принялась за длинные, вьющиеся усики. 

         Вот они-то и привлекли внимание кобылки. Что-то было не так. Тревожное чувство поднималось в груди кобылки, пока она раз за разом пыталась перерезать очередной клубничный ус. Тщетно. Ножницы, ранее с легкостью перекусывающие даже небольшие ветки, не могли справиться с обычным клубничным отростком. 

         Искреннее недоумение охватило Строуберри, а когда непослушный ус внезапно извернулся и выхватил ножницы из её копыт, она и вовсе отскочила в ужасе. Опомнившись, кобылка едва успела поджать хвост, по счастью лишившись лишь самого его кончика. Коварное растение обвило садовый режущий инвентарь и яростно щелкало им в сторону пегаски. Шелестя меж зеленых листков клубники, остальные отростки тоже зашевелились, и извиваясь потянулись к жертве, на глазах становясь все толще и длиннее.

         “Вот она, вся благодарность”, — обиженно подумала Строуберри, отлетая чуть в сторонку от взбесившейся клубники. Мысли лихорадочно проносились у неё в голове: “Никогда такого с клубникой не было!  Может быть чьи-то эксперименты с магией? Или это всё то лекарство от клубничного клеща, что она купила у Зекоры? А может просто очередной розыгрыш от Рэйнбоу Дэш? Или…”

         — Посторонись, поберегись! — раздался откуда-то истошный крик. Пегаска обернулась на звук, как раз чтобы увидеть трио вооруженных садовым инвентарем кобылок, резво перескакивающих через забор. В конце концов Понивиль это самое дружелюбное место в Эквестрии, а потому невысокая плетеная оградка несла исключительно декоративный характер.

         В новоприбывших пони Строуберри с удивлением узнала местных цветочниц: Роузлак с небольшой садовой лопатой, Дэйзи с садовыми граблями и Лили, вооруженная парой коротких острых тяпок. Пока пегаска их недоуменно рассматривала, первая из троицы выскочила вперед и загородила пегаску собой.

         — Цвет розы, защити от угрозы! — пафосно воскликнула она, выставив перед собой лопату. Метка цветочной пони вспыхнула алым цветком и извивающиеся усы клубники отступили на миг, словно упершись в невидимую преграду.

         — Коварное растение, нет тебе прощения! — провозгласила Дэйзи, как молния налетая на замешкавшиеся отростки, размахивая направо и налево своими сияющими граблями. Во все стороны разлетались кончики усов, быстро чернея и рассыпаясь в пыль. “Это совсем не подобающее поведение ни для клубники, ни для пони,” — отстраненно отметила про себя Строуберри, безмолвно наблюдая за тем, что творится с её огородом. Грядки превратились в сплошное переплетение темных извивающихся лиан, словно змеи рвущихся в атаку на кобылок.

         — Дискордово семя, настало твоё время! — прямо над ухом пегаски завопила третья цветочная пони, Лили. С двумя тяпками наперевес, она безрассудно прыгнула в самую гущу темнеющих усищ, постепенно обрастающих острыми шипами. На миг показалось, что воцарилась абсолютная тишина. И в ней, словно гром среди ясного неба раздался оглушительный треск, словно рвутся десятки канатов. Вся масса извивающихся щупалец-отростков взлетела ввысь, умело подкопаная сверкающими на солнце тяпками и подброшенная недюжинной силой земной пони. Шипасто-клокочущий ком издал пронзительное угрожающее шипение.

         — Цветочная сила! — хором пропели кобылки, скрестив садовый инвентарь. Из них вырвался луч ослепительно чистого света, переливающегося цветами розы, лилии и ромашки. Он ударил в сгусток хтонического кошмара садовода, превращая щупалечное чудовище в пепел. Черная масса

         Трио кобылок переглянулись, удовлетворенно выдохнули и счастливо рассмеялись, хлопая друг друга по спинам и пожимая копыта. Под недоуменным взглядом Строуберри, они прекратили праздновать победу и снизошли до объяснения:

         — Всё в порядке, подруга, кошмар уже позади, — произнесла Роузлак, опираясь на свою верную лопату. — Больше оно тебя не потревожит.

         — Да, спасибо, но… что это? — растерянно хлопая глазами спросила Строуберри, пару раз копнув ногой черную массу пепла, толстым слоем покрывающую её огород.

         — Это оставшиеся со времен правления Дискорда семена хаоса, — пояснила Лили, копнув перед собой тяпкой. — Время от времени они появляются то тут, то там, и мы, Отряд Цветочных Пони, боремся с ними по мере возможностей.

         — К тому же, когда с ними покончено, остается лишь куча полезных удобрений, — заявила Дэйзи, деловито набивая доверху откуда-то извлеченный мешок. — Так что тебе вдвойне повезло!

         — Но моя клубника… — слезы стали наворачиваться в глазах пегаски. Первый шок от увиденного стал спадать и осознание происходящего постепенно доходило до бедняги. — Она напала на меня! А теперь… теперь её вовсе нет!

         Роузлак подошла и утешающе похлопала рыдающую кобылку по спине. Красноречиво посмотрев на подруг, она успокаивающе запричитала:

         — Ну, ну, тише, тише, всё в порядке. Это не так страшно, как давнишнее нашествие  кроликов.  Сейчас мы дружно соберёмся и все вместе приберёмся. Ой, в рифму уже не нужно… — невинно  улыбаясь, шептала она на ушко пегаски, пытаясь прервать зарождающуюся истерику. И это сработало. Хихикнув, Строуберри улыбнулась в ответ. Привычная, монотонная и успокаивающая работа в огороде это как раз то, что ей сейчас было нужно. Шмыгнув носом, она, без задней мысли подняла с земли свои садовые ножницы, чтобы убрать их на место. 

         Стоило копыту коснуться ручки, как она ощутила необычную силу, наполняющую её тело. Слезы моментально высохли, страх ушел и даже ставшие уже привычными боли в пояснице пропали. Земля у ног Строуберри зазеленела, поглощая весь недоубранный цветочницами пепел, постепенно распространяясь всё дальше и дальше. В считанные секунды огородик был полностью восстановлен самым что ни на есть волшебным образом, а среди зазубренных листиков заалели столь любимые пегаской плоды. Клубничная кобылка с изумлением посмотрела на тускло светящиеся нежным клубничным светом садовые ножницы в своих копытах, затем перевела взгляд на цветочниц.

         Роузлак растерянно и подбадривающе улыбнулась. Дэйзи закатила глаза и продолжила набивать мешок, уже второй по счету. Лили же восторженно всплеснула копытами и возопила:

         — Ты знаешь что это значит, подруга? Знаешь?! — восторгу кобылки не было предела. — Теперь ты одна из нас!

         — Одна из нас, — спокойно повторила Роузлак, в подтверждение кивая на светящиеся ножницы.

         — Да, да, — отмахнувшись, устало пробубнила Дэйзи, перекидывая оба мешка через себя. — Одна из нас. Собирайся, Клубничка, нас ждут великие дела!

         

Напоминаю, что эту и остальные работы можно найти на ponyfiction